Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кукла Надя его не ждала, что ударило под дых похлеще пожара. Хотя он на многое и не рассчитывал. Уж точно доктор Смирнова не стала бы бродить у порога в ожидании возлюбленного жениха, но могла хотя бы остаться в его комнате. Или не закрывать на ключ свою дверь.
– Надь? – постучался негромко, чувствуя себя нежеланным гостем в собственном доме. – Открой.
– Уходи, Саид, – послышалось из-за самой двери. Она там что, на полу сидит? Голос ещё такой странный.
– Ты плачешь?
– Уходи! – громко и хрипло. Похоже, плачет и уже не первый час.
– Надь.
– Пожалуйста, Саид. Я не хочу тебя видеть сейчас.
– В чём дело? – сжимая дверную ручку до хруста, то ли в пальцах, то ли в самой ручке.
– Я не могу сейчас, Саид. Не могу говорить. Оставь меня в покое.
Закрыл глаза, медленно выдохнул, но нутро уже полыхнуло, заструился по венам огонь. Она вообще стала его болезнью. Один взгляд её может некогда похуистичного Хаджиева в кипяток окунуть и кожу с него содрать. Живьём.
– Какого хрена, Надь?
Ответа не дождался. Она сидела всё там же, под дверью и, судя по тихим всхлипам, плакала. Не ушла, но и не открыла.
Что не так? Он боль ей причинил? Может, она не хотела секса, а он заставил? Может, не услышал её «нет»?
Нет. Ничего из этого не было. Она хотела его ничуть не меньше.
– Я жду, когда ты соизволишь выйти и объясниться. Потому что такого я не позволю даже тебе. Поняла меня? – громыхнул кулаком по двери, но в ответ не услышал ни звука.
Он ушёл, и снова стало тихо. Так тихо, что даже слышно стало, как на улице завывает ветер, хотя окно я закрыла. И так тошно, что хочется выть. Обнимаю себя, кутаюсь в плед, но всё равно холодно, словно сейчас зима. Перед взором искажённые болью лица, с застывшими взглядами, как у мёртвой рыбы, и тошнота разъедающим потоком устремляется наружу.
Я бегу в туалет, падаю перед унитазом на колени и извергаю из себя всё, что было в желудке. В комнате закончилась питьевая вода, но выходить я не решаюсь, поэтому пью прямо из-под крана, набирая ледяную воду в ладони. И реву, кусая губы, стараясь подавить очередной приступ.
Он убил их всех. Жестоко расправился с каждым… Шевцова на фото я не нашла. Но уверена, его ждёт казнь ещё похлеще.
И мне, наверное, надо радоваться, ведь теперь я отмщена. Только не получается никак. Потому что это я их убила. Не своими руками, но я… Да, они были насильниками и мразями. Это так. Только мои руки теперь по локоть в их крови, и я не имею права судить других. Ведь это я их убила…
Лежу на кровати, свернувшись в комок, тупо смотрю в стену напротив. Прошло несколько часов, судя по тому, что рассвет уже давно наступил и солнце светит по-обеденному ярко. Меня никто не звал ни на завтрак, ни на обед, а значит, все ушли. Если только Хаджар и Хадия здесь. Но и их я видеть не хочу. Все обитатели этого дома стали свидетелями моих преступлений. Моих убийств.
Стук раздаётся ближе к вечеру, когда меня уже почти сморил сон. Открываю опухшие глаза, смотрю на дверь, словно хочу испепелить того, кто там за ней. Я чувствую его – это Саид. Только он даже на расстоянии может излучать такую бешеную энергетику, что по коже бегут мурашки. Молчу, надеясь, что ушёл или я ошиблась и за дверью всё-таки Хаджар. В это время его не бывает дома, но интуиция подсказывает, что Хаджиев ждёт моего ответа.
– Уходи, – сиплю хрипло и в тот же момент вздрагиваю от глухого, но довольно громкого хлопка, словно он чем-то ударяет в дверь.
Затравленно смотрю, как из раскуроченной двери вываливается замок, а Саид беспрепятственно входит в комнату.
Он останавливается напротив кровати, изучает меня мрачно и зло. В руке пистолет, при виде которого я машинально отползаю к изголовью и, согнув ноги в коленях, обхватываю их руками.
Проследив за моим взглядом, он будто только сейчас вспоминает об оружии и убирает его назад, за пояс брюк.
– Не хочешь объясниться? Что значит это твоё поведение? Если за мной есть косяк, я готов его признать. Но сначала ты должна сказать мне, в чём дело, – Хаджиев говорит спокойно, но я вижу, как его трясёт. Буквально колотит от ярости, и он не подходит, явно опасаясь причинить мне боль. Так кажется.
– Я не знаю, что сказать, – мотаю головой, отводя взгляд в сторону.
– Начни с того момента, когда я ушёл. Что там проанализировал твой мозг и на чём споткнулся? Почему вдруг твои тараканы единогласно проголосовали против меня? Ты осознала, что я недостаточно пригож для такой красавицы? Или я забыл поцеловать тебя перед уходом? Что не так, Надь? – он уже на грани, но всё так же на расстоянии, не приближается. – Надь, просто скажи, это какие-то бабские заскоки? Я пойму, я же тоже человек. Но прошу тебя, не отворачивайся от меня. Не надо. У меня тогда крышу снесёт окончательно, и всё, что случится дальше, будет на твоей совести.
Я возвращаю взгляд на него, вижу, как его корёжит и ломает. Как же я раньше этого не видела. Он ведь одержим мной. Как буйнопомешанный… Кажется, скажи ему я сейчас, что свадьбы не будет – и он меня придушит.
– Дело не в тебе, Саид.
– А в ком? Или в чём, может? В том, что ты жалеешь о близости? В чём проблема?
– Не в этом.
А ведь он сотворил тот ужас ради меня. Дурак… Какой же дурак. Сумасшедший, одержимый дурак. И я тоже хороша… Нажаловалась, как школьница.
– А в чём?
– Во мне. В том, что я натворила, – сажусь на кровати, смотрю в пол. Мне почему-то тяжело смотреть в его глаза.
– И что же ты натворила? – всё-таки делает шаг, затем второй, третий. Медленно приближается и садится рядом. Меня окутывает его запах, успевший стать почти родным.
Вдох-выдох, сглатываю накопившуюся слюну.
– Я смотрела то видео. Знаю, что ты сделал. И знаю, что это моя вина. Я это совершила.
Молчим. Оба смотрим в одну точку. Будто два незрелых подростка, не решающихся признаться в чувствах, но и уйти ни один из нас не в силах. Глупо всё и больно. Я не заслужила того, что со мной произошло. И Саид не должен был разгребать это дерьмо.
– А кто должен был?
Я поворачиваю к нему лицо, удивлённо смотрю в тёмно-карие глаза. Красивые такие…
Наверное, я сказала вслух, раз он ответил.
– Не ты.
– А кто?
– Я сама должна была.
– Что ты могла сделать? Ты всего лишь слабая женщина.
Да, мне самой хотелось бы оправдать себя.
– А теперь убийца, – усмехаюсь горько, по щеке катится слеза.
Хаджиев вздыхает, рывком притягивает меня к себе. Грубовато, не нежно совсем, как, казалось бы, того требует ситуация. Но он по-другому не умеет. Привык всё с плеча рубить, принимать решения спонтанно и мстить уверенно и безжалостно.