– Бодрящими прогулками на холоде, – пробормотала Магдалена. – И терпением. Лихорадка должна выжечь себя сама.

– Но с ним такого не будет, – сказал Алексей хриплым шепотом. Я не понимала, в ярости он или вот-вот расплачется. Вероятно, и то и другое. – Он жжет по-прежнему. И я не могу отвести от него глаз.

– Ну так скажи ему об этом, – рискнула предложить я, даже зная, что ни у одного из нас не хватит для этого храбрости. – Может, он примет это спокойно.

Алексей бросил на меня уничижительный взгляд.

– После тебя, дорогая сестра. Как ты назвала его на прошлой неделе? Деспотом? Уверен, он был бы рад это услышать.

Я долго лежала молча, прокручивая в уме предательские зачатки плана. Тогда это были лишь намеки, туманные и расплывчатые. Но впервые за долгое время я предположила, что могу что-то сделать с происходящим. С тобой.

Я запрятала эту мысль в темный уголок своего сознания и оставила ее вызревать.

Алексей вернулся к старым привычкам и начал воровать. Он клал в карманы небольшие безделушки и столовое серебро и припрятывал их в своей комнате, видимо, на будущее. Конечно, я притворялась, что не замечаю этого. Я считала, что не должна изобличать его попытки бунтарства, тем более что в те дни ты держал его на очень коротком поводке. Каждые две недели ты заставлял его выступать перед нами, поощрял разучивать новые монологи и сцены для представлений. Подозреваю, что ты надеялся развеять его мрачные мысли и занять его делом, но Алексея возмущало отсутствие подобающей аудитории, отсутствие духа товарищества, который царил в актерских труппах.

Если он жаловался, ты осыпал его поцелуями, поил вином или кричал на него с такой свирепостью, что тряслись потолочные балки. Ты будто даже ревновал, когда Алексей искал утешения у нас, девочек: запирался в комнате Магдалены, чтобы поплакать в ее шелковые подушки, или требовал, чтобы я повлияла на твое отвратительное поведение, не важно как. Ты не возражал делить с нами внимание Алексея, пока тот открыто соглашался тебе подчиняться. Но стоило ему начать вырываться из твоих объятий, как ты сжал хватку так сильно, что он едва мог дышать.

Однажды я проходила мимо приоткрытой двери твоей спальни и услышала твой грубый раздраженный голос.

– Что все это значит? – спрашивал ты. – Смотри на меня, когда я с тобой говорю, Алексей.

Под властью охватившего меня любопытства – и немного беспокоясь за Алексея, – я скользнула к двери и осторожно заглянула в щелочку. Если ситуация между вами слишком накалится и, не дай бог, дойдет до насилия, я смогу придумать предлог, чтобы увести от тебя Алексея.

Тот стоял перед тобой, склонив голову, и, словно школьник, поддевал ногой кисточку на ковре. Ты нависал над ним, держа в руке одни из своих серебряных карманных часов, болтавшиеся в воздухе.

– Я нашел это у тебя под подушкой, – продолжил ты. – Это правда? Ты воруешь? После всего, что я для тебя сделал, после всего, чем тебя одарил. Почему?

Алексей что-то неразборчиво пробормотал, и ты встряхнул головой, будто недовольный жеребец.

– Не знаешь? Не знаешь, да неужели? Ну потрудись подумать, Алексей.

В твоем голосе звенела угроза, и Алексей, кажется, ее уловил, потому что поднял голову и заговорил:

– Я хотел что-нибудь заложить. На всякий случай. В последнее время я порядком тебе надоедаю, я же вижу. Я раздражаю тебя, по-твоему, я незрелый, и ты бы с удовольствием продолжил жизнь без меня, с девочками. Я уверен, что скоро ты меня выгонишь.

На мгновение ты ошеломленно смотрел на него. А потом положил часы на стол и устало потер лоб.

– Алексей, Алексей, – сказал ты с вековой усталостью в голосе. Ты обхватил его лицо ладонями, высокий и темный, будто призрак, и провел большими пальцами по его пухлым щекам. – Я никогда тебя не брошу, слышишь? Я обратил тебя, ты мой. Ни ад, ни потоп, ни козни, людские или животные, этого не изменят.

Алексей фыркнул, но его взгляд немного смягчился.

– Правда?

– Правда. И если мы когда-нибудь расстанемся, мой принц, я буду выслеживать тебя по всему миру, будто маленького кролика, слышишь?

– Да, – произнес Алексей тихо.

– Хорошо, – ответил ты и, нежно поцеловав, потянул его к кровати. – Больше не воровать, понял? Если тебе что-то нужно, просто попроси. А теперь иди ко мне.

– Но мы с Мэгги хотели поиграть в карты, я…

– Ну-ка тихо, – велел ты, толкая его на дорогую ткань. – Ты слишком много болтаешь.

Ты опустился на колени у него между ног, ловкие пальцы расплели шнуровку на его штанах. Алексей нахмурился и открыл рот, словно хотел сказать что-то еще, но затем, видимо, решив не спорить, просто запустил пальцы в твои темные волосы.

Алексей ахнул и обвел взглядом комнату, когда ты умело взял его в рот. На одно ужасное мгновение этот взгляд упал на меня, все еще наблюдавшую сквозь щель дверного проема на случай, если нужно будет вмешаться.

Я покраснела так сильно, как только могут краснеть неживые, а затем подобрала юбки и бросилась прочь по коридору.

Однажды я застала Алексей плачущим в темной нише оклеенного обоями коридора. Он утирал покрасневшие глаза тыльной стороной ладони, светлые кудри растрепались, как будто он хватался за голову.

– Алексей? – прошептала я, поднося горящую свечу ближе к его лицу.

Он отпрянул, отворачиваясь от пламени, как от солнечного света, и только глубже залез в темный угол. Я протянула руку и коснулась его плеча, почувствовала твердые мышцы под его рубашкой.

– Что случилось, Алексей? Мне можно сказать. Ты же знаешь.

Он посмотрел на меня – на его лице было столько страдания и горечи, что я едва его узнала. Затем он скрестил руки на груди и фыркнул, в точности как капризный ребенок.

– Сама-то как думаешь?

Я шумно выдохнула. Ну конечно. Кто еще в этом доме может довести других до слез?

Я поставила свечу на край стола и обняла Алексея за шею, притянув к себе. Откинула его волосы со лба – он прижался ко мне, вцепился крепко, как смерть. Он все еще всхлипывал, и его плечи подрагивали от рыданий.

– Думаешь, он понимает? – прошептал он, зарывшись лицом мне в волосы. Я чувствовала на шее его горячее дыхание. – Наверное, он не понимает, настолько бывает жестоким, не понимает, что ранит в самое сердце, иначе он бы этого не делал… Ни один человек не стал бы раз за разом вести себя так, если бы понимал, правда?

– Ох, Алексей, – выдохнула я. Я отстранилась от