Его бюро славилось связями, основательностью и продвинутостью, а сам он, несмотря на относительную молодость (сорок лет), считался одним из самых удачливых и успешных юристов города. Это был яркий, плотный брюнет с повелительными наклонностями, львиным рыком, хорошими зубами, раскатистым смехом и густым баритоном, которым он умело владел. Густые короткие волосы на голове полулежали стерней, закручиваясь на макушке воронкой. Обильная черная растительность произрастала на руках и, как потом выяснилось, покрывала все тело. Он умел производить впечатление свойского парня – при знакомстве стискивал руку, заглядывал в глаза и улыбался широко и доверительно. Естественно, играл в теннис и баловался горными лыжами. Был женат на некрасивой женщине и имел от нее пятнадцатилетнюю дочь.

Он был сколочен из той молодой деловой породы, что творческим возрастом удачно совпав с лихими переменами, набиралась соков, опыта и сил в самую зловонную пору всероссийского разложения. Он освоил и практиковал европейскую кабинетную систему, которая строит дело на плечах крепкого юриста, как строят спектакль на личности ведущего актера. Собственные таланты в сочетании с многозначительными московскими связями позволили ему занять влиятельное место в том замкнутом мире власти, к которому во все века принадлежит лукавая каста юристов, торгующая писаными законами себе на пользу. Вдобавок к внутреннему рынку его бюро являлось членом Европейской юридической ассоциации, которой он поставлял богатых российских клиентов, поскольку с другими дел не имел.

Стоит ли удивляться, что сорокалетний фавн, одолеваемый здоровьем, состоянием и завидными достижениями, сразу же положил на Наташу глаз, искривив занимаемое ею пространство пристальным, чутким и небескорыстным вниманием. Уж если самый угрюмый мужчина при общении с красивой женщиной способен обнаружить неожиданную учтивость и обходительность, то можно себе представить, какие средства при этом пускает в ход самоуверенный состоятельный сердцеед. Ласковый обволакивающий взгляд, приспущенный голос, вкрадчивые льстивые интонации, заманчивые предложения – вот дешевый набор современного делового гусара, взирающего на поле битвы из окна кабинета или через тонированное стекло автомобиля, и планирующего все и вся, в том числе собственную похоть.

Наташа довольно скоро почувствовала его к ней непрофессиональный интерес. Она даже пожалела, что поддалась на уговоры отца и покинула свой привычный независимый мирок. Впрочем, особой необходимости видеться с Феноменко у нее поначалу не было, а та формальная встреча, на которую он ее вскоре пригласил, была обставлена им с напускной серьезностью и преувеличенной деловитостью. Он сообщил, что рад сотрудничеству с такой успешной и увенчанной годами фирмой (каких, на самом деле, в городе хоть пруд пруди) и ее истинным украшением – Натальей Николаевной, которая теперь, как он надеется, украсит и его бюро. Он упомянул, между прочим, некоторых его клиентов – таких значительных по сравнению с ее клиентурой, что сквозь намеренное упоминание ясно блеснул намек на разницу масштабов. Наташа намек проглотила: а что прикажете делать, когда имеешь дело с акулой? Затем он как бы невзначай похвалил ее за то, что она вовремя разглядела и оставила первого мужа, который впоследствии показал себя на редкость непорядочным человеком и обманул уважаемых людей. Вслед за тем, добавив в тарелку своего любезного лица ложку постного сочувствия, он выразил опоздавшие на два года соболезнования по поводу гибели ее последнего мужа, а также поздравил с приобретением квартиры в престижном месте Васильевского острова.

Что и говорить – такая осведомленность ее впечатлила: оказывается, кое-кому хорошо известно то, что на самом деле представлялось ей делом сугубо личным и непрозрачным! Первой ее мыслью было встать и хлопнуть дверью, потому как этот плотный тип с круглым лицом бульдожьей масти явно перешел границы необходимого любопытства. Какое его собачье дело, с кем она спала и что с ними стало! Зачем ему знать, где и за сколько она купила квартиру! Одно дело навести справки о репутации фирмы (это нормально, это святое!) и совсем другое – копаться в интимных подробностях жизни ее директора! А сколько из того, что он о ней накопал, он не назвал! Да если он еще питается слухами! Нет, нет, встать и уйти, не забыв хлопнуть дверью! Но не встала, не ушла, не хлопнула, а справившись с собой, язвительно сообщила, что ей жаль его драгоценного времени, которое он потратил, собирая о ней сведения – все это она могла рассказать ему сама. Тем более что в жизни ее не было и нет ничего такого, чего бы ей следовало стыдиться. Он в ответ рассмеялся и сказал, что если бы было по-другому, они бы здесь не сидели и так мило не общались.

Далее он намекнул, что в приватном разговоре с ее батюшкой он обещал приобщить ее к настоящим, большим делам международного значения. К чему откладывать – он приглашает ее в Париж, где нужно быть через месяц на полугодовом коллоквиуме Европейской ассоциации юристов, куда входит его бюро. Вот там ей и представится случай рассказать ему о себе. Наверное, прозрачнее попытки склонить ее к постели было трудно вообразить.

«А если я откажусь?» – сухо поинтересовалась она.

«Мы найдем для этого другое время!» – невозмутимо отвечал он.

«Тогда в другой раз, сейчас мне действительно некогда. С учетом того, что я буду отвлекаться, мне нужно настроить мой маленький слабый оркестр, чтобы он мог звучать без моего участия…»

«Это разумно» – с кислой миной поддержал он ее намерения, после чего провел Наташу по комнатам, где представил ее персоналу.

«Наталья Николаевна Ростовцева, наш новый, верный и надежный союзник! Прошу любить и жаловать!» – говорил он. Вышколенный персонал откликался самым вежливым образом, и лишь бесцеремонная Юлька не постеснялась смерить ее с головы до ног и обратно.

Так внезапно и с размахом Наташа вернулась к жизни. Ее возвращение и вправду оказалось увлекательным. Феноменко, надо признать, недаром числился в юридических элитах – дело свое он знал, а оно его боялось. С его чутьем и хваткой бесполезно было соперничать. Его виртуозным приемам пытались следовать, но только затем, чтобы испытать бессильную зависть. Он был многолик и умел предстать перед собеседником в том образе, в котором его желали видеть – качество, совершенно необходимое хорошему политику, актеру и юристу. Обмануть его было невозможно, удивить – нереально. К людям бесполезным он относился равнодушно и невежливо. То, чего Наташа достигала красотой и сердечностью, он, обладатель плоского невыразительного лица, добивался изворотливым умом и хирургической точностью манер. Его коротышка-нос сразу учуял, какой дуэт они могли бы составить.

Завлекая ее на липкую ленту соучастия, Феноменко умно и методично открывал перед ней простор своих интересов. Он стал возить ее на мероприятия презентабельного характера, приучая нужную публику видеть ее рядом с собой. Она не отказывалась – его соседство отвечало ее интересам. С волками жить – по-волчьи выть, решила она, не задумываясь на первых порах, что для того, чтобы стать волчицей, придется не только выть, но и жить с ним. Заботясь о ее развитии, он поручал своей прекрасной ученице запутанные дела, и от этого ей приходилось много времени проводить у него в бюро, каким, возможно, и был его дальний умысел. Он, не скупясь, делился с «Юстинианой» новыми клиентами, принимая на себя ответственность за результаты работы. Это было щедро и благородно. Стоит ли говорить, что Наташино благосостояние от его щедрот резко улучшилось, отчего она позволила себе через полгода обставить квартиру и купить «Туарег». Она так радовалась своей роскошной, лакированной словно рояль игрушке, что когда Феноменко поздравил ее с достойным ее красоты и положения приобретением, она в ответ порывисто и расчетливо поцеловала его в щеку. Феноменко растрогался и смутился, что уже само по себе было необычно.