из головы, остается обида. Я извернулась ужом, чтобы не оскорбить чувств Чернышова, а оказывается, он и сам хотел аккуратно пнуть меня под зад. Ощущаю себя трехлетним ребенком, который долго тренировался, чтобы показать родителям, как он может сам перепрыгнуть огромную лужу. Малыш радостно кричит им: «Папа, мама, смотрите, как я умею!», разбегается и в последний момент чувствует, что сильные и заботливые руки поднимают его над землей и переносят через лужу. Мама с папой счастливы и не понимают, почему у их чада на глазах слезы.

Пашка видит мою реакцию и понимающе обнимает меня за плечи. Я автоматически кладу голову ему на плечо. Автобус, наконец, наполняется и трогается.

– Не переживай. Ведь в отдельные моменты нам обоим было хорошо. Давай будем вспоминать исключительно об этом, – шепчет утешительные слова мой спутник, – а теперь давай слушать, что там нам вещают.

Мне действительно становится легче. В наушниках приятный мужской голос рассказывает о Барселоне, о зданиях, построенных архитектором Гауди. Автобус, не торопясь, едет по улицам города. Со второго этажа любуемся зданиями сквозь местами пожелтевшую листву. Деревья посажены с обеих сторон улицы, и их кроны иногда мешают рассмотреть строения. Но, с другой стороны, их пестрота придает городу праздничный вид.

Выходим на площади Испании[20]. Она огромная, просторная и идеально круглая. Двигаясь в сторону Национального дворца[21], расположенного на высоком холме, проходим между двух огромных колонн. Перед нами открывается длинная каскадная лестница, ведущая к чуду архитектурной мысли Национальному дворцу. При взгляде на как будто бы парящий в небе дворец все мрачные мысли выветриваются сами собой. Аудиогид в автобусе успел проинформировать нас, что здание построено менее ста лет назад. Однако, это та ситуация, когда «не верь глазам своим», потому что смотрится дворец творением средневековых зодчих.

– Пешком будем подниматься или на эскалаторе?

– Конечно пешком, – сама мысль, что меня повезут к такой красоте, возмутительна. – Только пешком! Как паломники к святым местам.

Поднимаемся вверх по лестнице, разделенной на две части. Между ними извергается каскад водопадов. Мы любуемся офигительными видами Барселоны, фотографируемся. Мимо верхнего водопада выходим на небольшую площадь. В центре нее располагается знаменитый Магический фонтан[22].

Делаем торжественный круг почета вокруг фонтана. В дневном свете по сравнению с Фонтаном Четырех рек и Фонтаном ди Треви он не представляет ничего особенного. Идеально круглый, огромный. Просто красивый. Главная его изюминка открывается людям лишь по вечерам.

– Как жаль, что мы не сможем посмотреть светомузыкальное представление, – досадую я. – Представляешь, темнота, внизу огни Барселоны, а здесь звучит «Барселона» в исполнении Фредди Меркьюри и Монтсеррат Кабалье, и бьют разноцветные струи фонтана. Они то взлетают высоко, словно стрелы, то превращаются в низкие кустики, а то рассеиваются водяной пылью. Я уже раза три смотрела это представление.

– А ты знаешь, кстати, из-за того что этот фонтан был построен очень давно, в нем нет взаимосвязи между музыкой и струями. Вода бьет сама по себе, музыка звучит сама по себе. В современных фонтанах рисунок воды завязан на музыку, но это не отменяет его красоты, – Пашка подмигивает и весело продолжает, – между прочим, у тебя будет повод вернуться сюда, поскольку Акимов, находясь впервые в Барселоне, вообще не смог ее посмотреть.

– А причем тут Акимов? – прекрасно понимаю намек Чернышова, самой хочется приехать сюда с Мишаней, но на всякий случай изображаю возмущение.

– Да при том, при том. Советую присмотреться к коллеге. Не зря он, задрав хвост, мотал за тобой по всему свету.

Игнорирую его слова. С Мишаней нам еще только предстоит разобраться, наедине, без Пашки. И не известно, чем наши разборки закончатся. Сможет ли Мишка простить меня.

Наконец, доходим почти до самого верха лестницы. После музыкального фонтана она широченная, уже без водопадов. Дворец теперь не парит. Эта громада, заняв весь горизонт, торжественно взирает на поднимающихся к нему людей.

– Чувствую себя маленькой букашкой.

– А я не против закусить, – Пашка шутливо оглядывается в поисках еды.

– Прекрати! Ты посмотри, какой вид! Давай доберемся до самого верха, посмотрим с балкона на Барселону, а потом поедим около Поющего фонтана.

– Окей. Веди меня, Сусанин.

После спокойного выяснения отношений наше общение с Пашкой проходит легко, словно в начале нашей дружбы, когда мы еще не перевели ее на рельсы «любовной романтики». Он опять улыбается, являя миру свои очаровательные ямочки на щеках. Неужели на него так давили наши отношения?! И душка Чернышов их поддерживал ради меня? Не хотел делать мне больно. Смотрю на спутника, как на человека, второй раз спасающего меня после очередного разрыва с Маорисио.

Как ни странно, не могу утверждать, что переживаю об испанце. Его пьяная агрессия начисто обнулила во мне все чувства к нему. В детстве бабушка часто рассказывала мне, как дедушка тестировал потенциальных женихов своих дочерей, ведь у него их было шестеро. Первым делом он приглашал товарищей за стол, смотрел, как едят. Он считал, что только хороший едок может быть хорошим работником. Пашка деду явно понравился бы. Под это дело дедушка нагружал бедных ухажеров алкоголем до совершенно неприличного состояния. Причем, умудрялся накачать даже непьющих. А дальше внимательно наблюдал, как ребята вели себя в состоянии нестояния. Тех, кто начинал агрессировать, сразу отсекал. Демонстрировал дочерям, что называется в красках, что будет ждать их в будущем. Так что, наслушавшись от бабули таких рассказов, я получила стойкий иммунитет к пьяным особям. Если я сейчас и переживаю, то лишь из-за Мишани. Это ж надо было, обменять его на такое ничтожество! Такое под силу только мне.

– Не понимаю, почему после отмены свадьбы с знойным мачо ты начала встречаться со мной, а не вернулась к Акимову. Это было бы логичней. Ты же явно к нему не равнодушна. Я наблюдал за вами сегодня утром.

Мы сидим за уличным столиком, недалеко от Поющего фонтана. Ветер изредка доносит до нас мелкие брызги. Они переливаются на солнце микроскопическими бриллиантиками. Подставляю под сверкающую водяную пыль лицо.

– Думаешь, я смогу сейчас это объяснить? Этот вопрос я сама себе задавала десятки раз. Наверно, было стыдно и больно. Может, надеялась, что все еще наладится с Маорисио, боялась опять предать Мишаню. Не знаю.

– А сейчас не боишься его предать?

– Не надо сводить нас раньше времени. Что у нас будет с Мишаней, и будет ли что-нибудь, время покажет. А мне, вероятно, необходимо было переболеть своей любовью до конца, прежде чем окончательно вылечилась. Так что в том, что с Маорисио покончено навсегда, уверена.

– Ну-ну, – хмыкает Пашка и встает, – пойду все-таки