Гражданский костюм с иголочки сидел на мне несколько непривычно, но в общем полет прошел нормально.

Развлекал меня сидевший рядом французский коммивояжер, который постоянно рассказывал смешные истории из своей беспокойной жизни. Правда, меня несколько настораживал его повышенный интерес к тому, чем я занимаюсь, но я пару раз отшутился, и он вроде бы оставил эту тему.

Когда мы уже подлетали к аэропорту Вашингтона, речь зашла о чем-то, касающемся дисциплины. Мы спорили и, как бы в запале, он воскликнул:

– Но вы как человек военный должны это понимать!

Я внутренне напрягся и, рассмеявшись, спросил:

– С чего вы взяли, что я имею отношение к армии?

– Вы держите себя не как гражданский человек. – Он показал смешным жестом, как прямо я себя держу.

– Это спорт, – похлопал я его по плечу. – Занимайтесь спортом, и у вас будет такая же выправка, мсье Луазо.

Он недоверчиво покачал головой и продолжил свои бесконечные рассказы.

В аэропорту меня встретили, и я с легким сердцем расстался со словоохотливым и излишне наблюдательным французом.

Была ночь. Сквозь плотные шторы на окнах посольской машины я ничего толком не увидел. Меня поразила только скорость, с которой мы неслись к городу, и укачивающая мягкость хода автомобиля. У нас на такой скорости душа бы с телом рассталась. Когда въехали в город, скорость немного снизилась. Но через лобовое стекло все равно мало что увидишь, тем более когда сидишь зажатый в угол молчаливыми коллегами. Но в конце концов, подумал я, не на один же день я сюда прилетел. Насмотрюсь еще на их столицу…

И как в воду глядел. Когда мы въехали во двор посольства, машину встречал молодой улыбчивый офицер.

– Вас ждет полковник Баранов, – сказал он, пожимая мне руку.

Я посмотрел на часы, пытаясь сообразить, который теперь час по местному времени.

– Сейчас двенадцать часов тридцать две минуты, – сказал мой провожатый. На ходу переводя стрелки, я вслед за ним вошел в здание посольства, все окна которого были темными.

Однако внутри здания, несмотря на поздний час, кипела жизнь. Ходили военные и штатские люди. Звенели телефоны, стучали печатные машинки. Позже я привык к такому «полуночничанью», которое было связано с разницей во времени между Москвой и Вашингтоном.

Мы поднялись на второй этаж. Здесь было поспокойнее, но работа и тут шла вовсю. Мой провожатый постучал и, немного подождав, открыл дверь, на которой не было ни таблички, ни номера.

В небольшом кабинете за массивным столом тяжелого чиновного стиля сидел седоватый поджарый мужчина, примерно лет на пять старше меня. Он был одет в белую рубашку с коротким рукавом и легкие бежевые брюки.

– Проходите. Здравствуйте. Как долетели? Не жарко вам? – быстро заговорил полковник Баранов.

Я был слегка сбит с толку таким градом вопросов и немного замешкался.

– Здравия желаю. Хорошо. Немного жарко, – я ответил на вопросы в порядке их поступления.

Баранов засмеялся, при этом глаза его превратились в щелочки.

– Покажите капитану его комнату. Переоденьтесь и возвращайтесь.

С тем же молодым человеком мы прошли в жилой корпус. Он вручил мне ключи от комнаты, а сам остался стоять снаружи, чтобы проводить меня, когда я переоденусь и выйду.

Через двадцать минут я сидел в кабинете полковника, и вентилятор, развернутый в мою сторону, гнал волну воздуха на лицо.

– Ну что, Владимир Дмитриевич, выспались в самолете? Сможете ночку поработать? – Он провел ладонью по крышке стола, словно стирая пыль.

– Честно говоря, поспать не удалось. Сосед говорливый попался.

– Ну да, ну да, – заулыбался Баранов. Что-то просто по-китайски вежливое и лукавое было в его улыбке. – Однако ж поработать придется, мы рассчитывали на вас.

– Хорошо. Я готов. Говорите, что делать. – Я невольно перенял манеру Баранова говорить короткими фразами.

– В аналитическом отделе получите периодику за последние полгода. Сделаете выписки из выступлений американских политиков и военных. Вот список. – Он продвинул по столу листок с напечатанным десятком фамилий. – Занимались такой работой?

– Немного. – Я просматривал список. Некоторые фамилии были знакомы.

– Это большая и очень срочная работа. Приступайте сейчас же.

– Есть. – Я встал и вышел из кабинета.

Что было срочного в таком деле, интересно? Но приказ есть приказ. Журналы и газеты для меня уже были подготовлены, и тут я вспомнил, что не спросил о направлении работы. А ее оказалось очень много. Баранов был прав. Два стола было завалено всякого рода печатной продукцией – популярными цветными журналами и серьезными деловыми газетами. Я корпел над ними трое суток напролет. Встречаясь со мной в столовой или коридорах, Баранов вежливо улыбался и кивал, будто не замечая моего помятого лица и воспаленных от бессонницы глаз. Через три дня полковник вызвал меня к себе с докладом. У меня к тому времени все было готово, и я, приведя себя в порядок, через полчаса стучал в дверь уже знакомого мне кабинета.

Войдя, я увидел сидящего спиной ко мне человека.

– Проходите, Владимир Дмитриевич. – Баранов сделал приглашающий жест. Его гость обернулся. Это был мсье Луазо.

Наверно я был очень смешон в эту минуту. Полковник и «Луазо» хохотали от души, а я медленно соображал, что бы это значило. Наконец, отсмеявшись и вытирая платком слезы, Баранов знаком предложил мне сесть.

– Капитан Пушкин, сотрудник нашего представительства. Капитан Коробков, наш новый товарищ, – представил нас друг другу полковник и снова не удержался от улыбки, но тут же принял серьезный вид. – Давайте доклад.

Я передал ему папку и встретился взглядом с Пушкиным. Он озорно подмигнул мне. Баранов быстро пробегал глазами страницы. Мы сидели в молчании. Прочитав текст, полковник спрятал папку в стол.

– Очень хорошая работа. Свежий взгляд многое значит. Надеюсь, вы не в обиде на нас за спектакль в самолете?

– Нет. Это была хорошая практика во французском языке. – Я чувствовал песочную резь в глазах. А сознание выполненной работы расслабляло. Хотелось спать.

– Как прошел проверку Владимир Дмитриевич? – спросил Баранов у Пушкина.

А я подумал, что они наверняка уже десять раз обсудили мое поведение. Скоро ли кончится этот вечер комплиментов в мой адрес?

– Нормально вел себя, – Пушкин говорил, чуть растягивая слова. – Немного лишнего напряжения, правда. Ни к чему было скрывать, что вы – сотрудник посольства. Но придуманной легенды придерживался четко.

Баранов кивал, слушая эти речи, и то и дело поглядывал на меня. А я чувствовал, что вот-вот засну прямо в начальничьем кабинете.