— Ты все сделала правильно, — погладил ее по опущенной голове Степаныч. — Не надо было дальше рисковать.

— Зачем им столько людей? — задумчиво нахмурился Рыжов. — Они не могли узнать о готовящемся обстреле…

— Погоди, Сереж, не гони… — тормознул минометчика Божко. — Если бы для того, чтобы избежать артобстрела — во-первых, не туда подвозили, а во-вторых — почему тогда скрытно? Нет, Сергей, тут что-то другое… — потер он ладонью лоб. — Сюрприз они нам готовят, гады…

— По сюрпризам у нас капитан Черных специалист, — мрачно взглянул на капитана Федотов. — Давай, Николай Егорыч, говори, что думаешь?

Дверь блиндажа внезапно распахнулась, и в блиндаж ввалился бледный, с расширившимися глазами пулеметчик, расположившийся недалеко от блиндажа.

— Товарищ майор… Там… — глядя на майора, протянул дрожащую руку в сторону немцев солдат. — Как же это, Руслан Яковлевич…

— Что там? — вперился взглядом в солдата Федотов, а Черных, оттолкнув мешавшего ему Рыжова, схватил со стола бинокль и вылетел из блиндажа. Тамара, быстро скользнув взглядом по мужчинам, выскочила вслед за ним. За девочкой, отодвинув в сторону пулеметчика, бросились и остальные.

— Суууки… — протянул капитан, отнимая от глаз бинокль, и, тяжело опустившись на землю бруствера, обхватил голову руками.

— Дай сюда! — выхватил у него бинокль подбежавший Божко. — Бл… Прости, Царица, но детям здесь сейчас точно не место. Марш в блиндаж!

— Я тоже так умею, — дерзко отозвалась Тамара, выхватывая у него бинокль.

— Нашла, чем хвастать… — прокомментировал Рыжов, отбирая бинокль у Тамары и прикладывая его к глазам. — Ох ты ж… Кхе-кхе-кхе, — закашлялся он. — Тамара, в блиндаж! Это приказ!

— Тамара, в санчасть! — медленно отнимая от глаз бинокль, отобранный у Рыжова, не своим голосом проговорил Федотов. — Таких конструкций ты не слышала… И не надо. Живо! — вдруг гаркнул он, переведя наливавшиеся кровью глаза на девочку. На крепко сжатых скулах заходили желваки.

Девочка, взглянув на вмиг ставшего безумно страшным майора, возражать не решилась, и, опустив плечи, молча побрела вглубь расположения. До ее слуха донеслась отборная мужская ругань.

— Вот зачем они людей свозили… — выплеснув первые эмоции, медленно проговорил Степаныч. — Восемь машин… Это около двух сотен.

— Я думаю, в машины их набивали как селедок. Сотен пять-шесть, — произнес Божко, вглядываясь вдаль.

— Восемь машин видела Тамара. Уже во второй половине ночи. И судя по отработанной технологии, они были не первыми, и вряд ли последними. Я так думаю, там тысяча-полторы людей. Поле большое… А детей эти суки между собой поставили… Твари! — в бессилии опуская бинокль, произнес Федотов и потер пальцами глаза.

— Что делать будем? Им с километр до минного поля… — прижимая бинокль к глазам и всматриваясь вдаль, Божко пытался оценить ситуацию. — Цепь вроде в три ряда, по всей протяженности поля… Там точно тысячи полторы людей…

— Танки не годятся, — продолжая медленно раскачиваться, произнес Черных. — Я не отдам приказ ехать по людям!

— Артиллерия отпадает… Своих накроем. Минометы и фаустпатроны тоже, — мрачно проговорил Рыжов. — Мне уже чудится, или там танки? — вдруг, задыхаясь, перебил он сам себя.

Божко, рассматривавший катившуюся на них живую волну, на секунду оторвал бинокль от глаз, чтобы определить направление, в котором указывал Рыжов, и снова припал к окулярам.

— Твою ж дивизию… — вырвалось у него.

— Дай сюда, — дернул на себя бинокль майор. Высказавшись, он, спотыкаясь, побрел в блиндаж. Остальные потянулись за ним.

— У нас минут десять. Дальше надо либо что-то делать, либо… — тяжело опустившись на лавку и упершись локтями в стол, майор опустил на руки голову.

— Что делать? — сделав упор на «что», переспросил Черных.

— По-хорошему, я бы вот прямо с минометов всех этих тварей… — поджал губы и горько махнул рукой Рыжов.

— Если бы да кабы… У нас времени нет! — в ярости грохнул ладонью по столу Федотов. — Инсинуации потом! Дело говорите!

— Эх… Мишки нет… — вздохнул Черных. — А если велеть людям лечь, а этих очередью? Идут же не скрываясь! Вот прям напрашиваются, суки!

— Как ты им лечь велишь? — поморщился майор. — Мысли читать научишь? Да и потом… Фрицы затопчут их… Да и дети… Они детьми прикроются. Уже прикрываются. Не годится. Еще думайте!

— Командир, тут только рукопашная. Вести людей в бой… Без прикрытия, — поморщился Божко. — Больше без вариантов. Артиллерия, самолеты, танки, мины — все отпадает. Мы не люди будем после этого… А так есть шансы.

— Много людей положим, Игнат… — вздохнул Федотов. — Но, пожалуй, ты прав. Другого выхода нет.

— Людей будут расстреливать, как в тире… Скрытно подойти не сможем. Также только вставать, и лоб в лоб. Только вот фрицы, в отличие от нас, могут использовать и танки, и мины… — горько проговорил Рыжов.

— А что ты предлагаешь? Сдаться? — прищурился Федотов. — Я сам людей поведу!

— Нет, командир! Ты останешься здесь, и будешь командовать! А в бой людей мы поведем, — покачал головой Божко. — И о сдаче никто и не думал. Мы хотим уменьшить потери. Люди, почуяв свободу, вперед побегут. Вперед — и прямо на мины. Ты понимаешь? Начерта рисковать, если исход один будет? — горячился Игнат. — А разминировать поле… Где я тебе столько саперов возьму? И под пулями?

— Дойдя до людей, каждый крикнет, чтоб бежали по тропкам… Больше выхода не вижу. Ломанутся напрямую — сами дураки… — ответил ему Федотов. — Все, мужики! Больше времени нет! Пошли…

Через пять минут со стороны советских укреплений поднялась волна мрачных людей. Они шли, держа в руках винтовки с надетыми на них штыками. Шли навстречу двигавшейся на них волне врага, перед которым, спотыкаясь, брели женщины и старики со связанными за спиной руками. А между солдатами вражеской армии шли дети, подпихиваемые в спины прикладами и пинками.

Откуда-то из-за спин немцев раздались пушечные выстрелы, и солдат, поднявшихся из траншей и шедших на врага, стало скашивать широкими рядами. В бой вступили танки. Но люди упрямо шли вперед, движимые жаждой мести — каждый из солдат понимал, что на месте вот этих несчастных, изможденных, сломленных людей могут оказаться и его родители, сестры, дети… И не было ни одного человека, не мечтавшего вцепиться зубами в горло тем выродкам, которые гнали мирных людей на мины, под пули, словно бессловесный скот.

Точно почуяв поддержку, ощутив спасение, женщины и старики, едва передвигавшие ноги, вдруг рванулись навстречу солдатам. Немцы принялись расстреливать бегущих людей в спины. Красноармейцы рванули вперед, стремясь прикрыть пленников собой, своими телами, и наконец поквитаться с проклятыми изуверами. На бегу, поравнявшись с бегущими людьми, солдаты кричали им про мины, про тропки… Но по вскоре зазвучавшим за спинами взрывам стало понятно, что мало кто из пытавшихся вырваться из ада людей их слышал.