– Это всего лишь я. Годфри.

Годфри!

Годфри.

Ни разу не слышала об архангеле по имени Годфри, но такой наверняка есть, и как раз он-то меня и нашел.

Я спасена!

Из записок доктора Джона Уотсона

– Значит, я спасена, – со вздохом произнесла девушка на больничной койке.

Она не столько говорила, сколько хрипела.

Все же ей повезло. Порез пересек ее шею мирным ручейком – широкий, но не глубокий. На месте раны останется только бледный шрам, тончайшее природное ожерелье перламутрового оттенка, и голос вскоре тоже полностью восстановится, нужен лишь полный покой.

Однако мой друг Шерлок Холмс, увы, не подходил на роль сиделки. В нем бурлило слишком много неутомимой энергии. Вынужденное сохранение тишины в лечебнице не успокаивало его, а тяготило.

Тем не менее он чувствовал, когда клиенту требуется бережное обхождение, а эта бедная девочка теперь и в самом деле была его клиентом и заслуживала куда большей заботы, чем любой титулованный аристократ в затруднительном положении.

– Моя дорогая, – заговорил Холмс с особой добротой в голосе, которую проявлял только к сильно пострадавшим людям, – на вашу долю выпало ужасное, суровое испытание. Можете ли вы дать хоть какие-нибудь показания относительно внешности нападавшего? Вы бы невероятно помогли делу.

Хотя обращение его было очень искренним и достаточно разумным, на девушку оно не произвело никакого эффекта: бедняжка совершила путешествие через юдоль отчаяния к ужасам, которые мы могли себе только воображать.

И все же она, кажется, распознала в детективе, благодаря его сдержанной речи, товарища по несчастью в человеческом обличье. Взгляд пострадавшей уже обладал той ясностью, какой пока что не хватало голосу, и она направила на сыщика бледно-голубые печальные очи.

– Мистер Холмс, – молвила она, с трогательной точностью запомнив, как мы ей представились, – я должна признаться, что прошлой ночью почти ничего вокруг себя не замечала. Тот мужчина выглядел лишь тенью, отделившейся от других теней. Я только помню, что он был выше меня ростом и не разменивался на ласковые слова, а толкнул меня на стену и приступил к делу.

– Выше? – сразу оживился сыщик. – С меня?

Это вызвало у нее улыбку:

– Нет.

– Как доктор Уотсон?

Девушка бросила взгляд в мою сторону, и мне показалось, что она смотрела с теплотой, будто знала, что я ухаживал за ней.

– Доктору Уотсону придется встать, как и вам.

Я с извинениями подчинился. Врачи привыкли проводить долгие часы в больничных палатах и присаживаются при первой же возможности.

– Примерно такого же роста, что и доктор Уотсон. Сестра сказала… я действительно залила кровью шарф вашей жены?

– Ну что вы, дорогая. Не стоит беспокоиться. Это был мой шарф, который мне связала жена. Мэри будет рада, что он оказался у меня под рукой и помог спасти вашу жизнь.

– Правда? – Невыносимая боль исказила ее лицо. – Ваша жена добрая, так ведь?

– Сущий земной ангел.

– Мне показалось, я видела ангела. Прошлой ночью на улице.

– Вы были?.. – начал Холмс.

– Была ли я пьяна? Нет. У меня не хватало денег на выпивку. Никогда не хватало. Я просто бродила по улицам. У меня не было ни сил, ни средств ни на что другое. Многие мужчины меня останавливали, а потом убегали. Это все похоже на сон.

– И в этом сне, – продолжил сыщик, – появился тот последний человек и порезал вас.

Девушка прижала бледную руку к бледной же шее, перевязанной еще более бледной повязкой:

– Я только надеялась, что льющаяся кровь, по крайней мере, станет мне теплым одеялом.

Даже Холмс на мгновение потерял дар речи. Затем он спросил:

– Насколько он высок?

– Я ростом пять футов один дюйм. А он, пожалуй, футов пять с половиной.

– Как он выглядел?

– Ночь стояла темная, но полоса света от уличных фонарей пересекла его лицо. Молодой. Это был ангел?

– А глаза?

– Не темные. Светлые, прозрачные. Будто сквозь них можно проплыть. Я почти… проплыла.

– Растительность на лице?

– Не помню рта. Только щетину.

– Усы?

– Усы. У моего отца были усы, но он умер.

– Светлые или темные?

Взгляд девушки устремился поверх наших голов, словно там воспарил святой.

– Темные, – прозвучал ее мечтательный голос. – Лицо круглое и бледное, будто луна, но волосы темные. Усы короткие, темно-русые, как шерстка мыши.

– Мышиного цвета усы, – повторил Холмс, пронзив меня взглядом. – Возраст?

Она покачала головой:

– Ни молодой, ни старый. Лет тридцати?

Детектив посмотрел на меня озадаченно, но не без торжества. Описание, по кусочкам выведанное у пострадавшей, полностью соответствовало внешности человека, которого он недавно поймал, а также мужчины, пристававшего к Элизабет Страйд и скрывшегося, пока мой друг преследовал призрака Израэля Липски.

Пока мы тихонько совещались, свидетельница погрузилась в глубокий сон. Я взглянул на нее с радостной уверенностью врача, к которой примешивалась горечь: девушка выживет, но зачем?

– Замечательно! – пробормотал Холмс то ли по поводу полученных показаний, то ли о здоровье пациентки, я так и не понял. – А теперь нас ждет более неприятное занятие.

– Еще более неприятное? – ошеломленно уточнил я.

– Мужчину тоже необходимо допросить.

Мы зашагали по длинным пустынным коридорам, где гуляло эхо.

– Речь у нее достаточно правильная, – отметил я. – И наверняка умелые руки. Возможно, Мэри сумеет ее пристроить…

Холмс глянул на меня с раздражением и в то же время сочувственно, но ничего не сказал.

– В этом аресте есть только два интересных момента, как сказал бы мистер Холмс, – заявил инспектор Лестрейд, пока мы в его скромном служебном кабинете ждали прибытия заключенного.

Холмс даже не пытался сделать вид, что его интересуют умозаключения коллеги из Скотленд-Ярда, однако я послушно нацепил привычную для врача маску полного внимания, с какой выслушивал жалобы пациентов.

Инспектор слегка скривился, отметив мои старания.