Признаться, я и сама удивилась. У меня возникло чувство, будто Нелл каким-то неведомым образом сопровождает нас. Против своей воли я даже переняла ее манеру разговора. А вдруг наш вынужденный маскарад и в самом деле так на нас подействовал, причем сразу на всех?

Судя по повисшему внезапно молчанию бравого Квентина Стенхоупа, по-видимому, так и было.

– Что ты узнал? – спросила Ирен.

– Цыгане, конечно же, едут на восток.

– Больше ничего не удалось выяснить?

Стенхоуп откинулся на плюшевую обивку сиденья; шпоры на его блестящих кожаных сапогах звякнули.

– Я нашел лошадь с деформированной подковой.

– Ты уверен?

– Описание американского индейца было в самую точку: отметина, похожая на облачко в виде кобыльего хвоста. А на мой взгляд, очень напоминает тильду[45].

– И? – Ирен едва дышала от нетерпения.

– Табор двигается к востоку в сопровождении обычной в таких случаях группы собак и детей, идущих рядом.

– И?

– Больше ничего. Никаких пассажиров, только цыгане. Ни английского драпировщика в бегах, ни дьяволопоклонников в капюшонах. Только цыгане: скрытные, чумазые и гордые.

– Тогда наши поиски целиком перемещаются в поезда.

– Не обязательно.

Мы с Ирен уставились на Квентина Стенхоупа с неподдельным интересом.

– На железнодорожных станциях как позади, так и впереди вас никого примечательного не видели, – пояснил он. – Также нет следов похищенной женщины, безумного мебельщика или компании крестьян-иностранцев.

– Единственная ниточка, – горько подвела итог Ирен, – это мертвая девушка в Нойкирхене.

Квентин кивнул:

– Хуже всего, что похитители действительно не оставляют никаких следов. Значит, они весьма преуспели в искусстве быть невидимыми, когда им захочется.

Примадонна упала на сиденье:

– Но ты же не сомневаешься, что они существуют?

– Нет. И по моим сведениям, в Праге тоже творятся темные дела. Все о них молчат, но объяты неописуемым ужасом. Ужасом до того всеобъемлющим, что и не рассказать. Конечно, агенты Ротшильда будут более расположены к беседе, но их я оставил для вас – не хочу совершить грубую ошибку в деле, в котором понимаю лишь половину.

Ирен кивнула и заметила пистолет, который все еще держала в руке. Пожав плечами, она убрала оружие в карман и произнесла:

– Когда я была в Праге в последний раз, она показалась мне очень опасной.

– Думаю, город не обманет твоих ожиданий, – ответил Квентин с легким поклоном.

– Но ведь теперь ты с нами.

Стенхоуп посмотрел на меня, будто огорчившись, что это «с нами» включает также и меня.

– Я сделаю все, что в моих силах, – глухо проговорил он, не глядя на Ирен, – чтобы снова увидеть Нелл рядом с тобой, как и прежде.

Я с трудом подавила дрожь. Благодаря варварскому образу лихого бандита с Дикого Востока, легко верилось, что Квентин действительно готов на все, чтобы настичь захватчика Нелл.

Интересно, а Годфри Нортон хоть отчасти похож на столь отчаянного авантюриста? От слишком культурных англичан меня мутит, но некультурные уж очень смахивают на диких зверей.

– Боюсь, ты пока не совсем оправилась, Нелл, – с глубоким сожалением сказал мне Годфри, – но ввиду настоятельной необходимости тебе волей неволей придется присоединиться ко мне.

Я моргнула, еще не достаточно придя в себя, чтобы уразуметь витиеватый слог, который имеют обыкновение употреблять адвокаты в простейших своих размышлениях: каждое предложение словно начертано свежезаточенным пером.

Кроме того, по мере возвращения чувств, мне стали досаждать всячески неприятности. И первой из них был яркий свет, горевший за спиной Годфри, из-за чего я видела лишь его силуэт. Лучи обжигали мои бедные глаза, которые за бог знает сколь долгое пребывание в заточении привыкли к темноте.

– Ирен, – пробормотала я.

– Она ведь в безопасности? – забеспокоился Годфри.

– Не знаю! – Собственный голос напоминал мне старушечье хрипение. – В последний раз я ее видела мельком в свете дьявольского пламени в пещере, где вокруг нас танцевали голые окровавленные безумцы.

– Боже милостивый, Нелл, где же вы с ней были?

– На Всемирной выставке в Париже.

– Всемирная выставка? Ты, видимо, бредишь. Выставка – это там, где всякие новинки и развлечения. Наверное, лучше спросить, не где, а когда ты в последний раз видела Ирен.

– С чего это ты решил… – Так, надо подумать. Надо что-нибудь ответить прямо сейчас. – На дне рождения Жанны д’Арк, конечно.

– На дне рождения Жанны д’Арк?! С каких это пор вы отмечаете день рождения Жанны д’Арк?

– Бедный Годфри! Похоже, ты изрядно поглупел за время нашей разлуки, раз уж повторяешь за мной все слова, прямо как наш надоедливый попугай Казанова. Я говорю про день… перерождения Жанны д’Арк, когда принято чествовать ее память. Такой праздник французских папистов, совершенно чуждый нам, англиканцам: тринадцатое мая.

Годфри отшатнулся от меня, на мгновение повернувшись бледным лицом к лучу света:

– Тринадцатое мая! Но сегодня шестое июня, согласно моим точным расчетам. За столь продолжительный срок с Ирен могло случиться все что угодно! – Он вновь с тревогой посмотрел на меня: – А что же произошло с тобой?

– Просто ужас! – Я начала вспоминать пережитый кошмар, не обращая внимания на тупую, пульсирующую головную боль. – Когда я выскочила из пещеры, меня поймали в ловушку на корабле-панораме два жутких грубияна. Панорама – это такой специальный французский аттракцион: круглая конструкция с натянутыми по стенам огромными живописными полотнами и толпой манекенов, только эта еще и крутится как волчок… в смысле, не толпа крутится, а конструкция. Она, конечно же, была закрыта для посетителей в тот ранний утренний час. Шторы в помещении опустили, и внутри была кромешная тьма. Какие-то злодеи включили вращающий механизм, так что у меня чуть голова не закружилась, а потом откуда ни возьмись среди восковых фигур появился какой-то человек, который попытался задушить меня тошнотворно пахнущей тряпкой. Затем меня затолкали в ящик размером с гроб и заколотили там на веки вечные. Однажды Ирен упоминала ящик вампиров, который используется на сцене для трюков с внезапным появлением, а вот мой трюк был с исчезновением.