Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Спасибо тебе, папа, – Анька обняла Егора, чмокнула в щеку.
8.
Проводив дочь с деньгами в город, Егор вспомнил о своих непосредственных обязанностях. И когда заглянула во двор Окрошка, он важно сидел на чурбачке и клепал косу.
– А где твоя?
– Ты что сказала?
– Павловна где? – повысила голос Окрошка.
– Да тут где-то. Где ж ей быть? А тебе чего?
– Что, зайти нельзя? Скоро зобор возведете, как на Рублевке?
– Иди ты! Откуда знаешь про Рублевку?
– Видела, как люди живут.
– А что ты еще видела?
– Ой! Ой! Грамотный! Как же! С кем поведешься, от того и наберешься. Да?
– Ты не права, Лизка: век, говорят, учись, а дураком умрешь. А тем с Рублевки не завидуй… Они, может, нам завидуют?
– Прямо уж завидуют! Было бы чему!
– С маленьких и спрос мал.
– Анька, что ли, приезжала?
– Была…
– Что без машины-то? Аль наездилась?
Егор не ответил, он тюкал и тюкал молоточком по лезвию косы.
– И куда это она тебя водила?
– Присядь, – Егор кивнул на табуретку, а сам встал.
– Я и постоять соизволю.
Егор повысил голос:
– Присядь!
– Ну, села.
– А я постою. Перед тобой.
– Что за честь такая? С чего бы?
– Давно с тобой поговорить хотел, Лиза. Очень давно. Может, с тех пор, как на Поле женился…
Окрошка хмыкнула.
– Прости, что так все получилось, – продолжал старик, и было видно, что слова непросто даются ему.
– Как это?..
– А так вот это. Не глянулась ты мне, хотя – не дурак, видел – ты ко мне всем сердцем… Вот ведь в жизни как бывает: и на лицо хороша баба, и телом, а душа не принимает. Отталкивает, и все тут. И ничего, оказывается, поделать нельзя с собой. Теперь я не удивляюсь, если в городе пару встречу: он крокодил, она красавица… или наоборот. Хотя зачем далеко ходить? А у нас не так ли было? Полина – красавицей, скажешь, была?
– Не мне сравнивать… – уклонилась Окрошка.
– Ты красивее, и душа у тебя помягче, поласковей… а я в нее влюбился… почему-то.
– А то я не знаю, как все было!
– Что ты знаешь, Лизка?!
– Много чего.
– Ни черта ты не знаешь! Ни на грош!..
– Никак не на месяце живу! Когда Павловна на учительницу поступила, она тебе отказала: кто, мол, ты, а кто я? Ну не так было? Не так, скажешь? Поэтому и молчишь.
– Да я сам посторонился, сам! Вошел в положение…
– А тут Полина под руку подвернулась. «А выходи за меня замуж назло всем врагам!»
– А веришь, я не могу тебе объяснить, как все получилось… Само как-то… Молоды были, разве ж мы загадывали намного вперед? Провел Полюшку, поцеловал, правда, а тогда как-то и вырвалось у меня: выходи за меня. Она сразу и согласилась.
– Видать, поцелуй тот очень вкусным оказался?
– Ты угадала.
– А почему же меня не провел? Может, и я бы тебе поцеловать разрешила?
– Не сошлись, Лизка, звезды, похоже… не сошлись…
– Ну и чего ты добился? Не было у тебя, Егор, счастливой семейной жизни. Разве же мы не видим и не знаем? Поперёк слово ты не мог сказать своей Полюшке – крик стоял на всю округу: она сказала белое на черное, значит, белое.
– А я потом как-то приспособился и думал, что так и надо. Белорусы такой народ. На дощечку его посадили с гвоздями, он покрутился, поматерился малость, а потом и рукой махнул: а может, так и надо?
– А мне мой рта не давал раскрыть. Им бы с твоей Полиной сойтись – все наши Шкирдюки еще раньше бы разбежались!.. Хорошо еще, что я много детей с ним не завела, с Мишкой своим… Один сын, и тот непутевый… Яблоко от яблони далеко не падает – правду говорят…
– Прости, Лиза. Не судьба.
– И это все, что хотел сказать?
– Все.
– Спасибо и на том.
– Не за что.
– Можно, и я признаюсь?
– Конечно.
– Сколько и живу, все время думаю: как бы я счастлива была с тобой, Егор!
Егор подошел в Окрошке, обнял. В это время вернулась Павловна. Чтобы обратить на себя внимание, закашляла. Сгладила обстановку Оля. Появившись, как всегда, в самое нужное время где надо, она трясла в воздухе рукой с какими-то бумажками и сама вся светилась, как ласковое солнышко:
– Ура! У меня для вас две новости! С какой начнем?
Егор, откашлявшись, предложил:
– С хорошей. Давай с хорошей, Оля.
– Так они обе замечательные, дедушка Егор!
– Не томи, Оля! – потребовал старик.
– А, какую первой телеграмму открою, та и будет первой новостью. – Чтобы придать важность моменту, зажмурилась и перетасовала телеграммы. – Вам, бабушка Елизавета.
– Мне? – удивилась Окрошка. – Никак от Мишки с того свету?
– Вам, вам! Из Москвы.
– Ой, боже!..
– Подойди, Окрошка, ближе!
– Вас приглашают на передачу «Жди меня». Сын нашелся!
– Где?
– Там, там скажут, – объяснил Егор.
– Как хорошо, ей-богу!.. – порадовалась и Павловна такому событию.
Только Окрошка враз как-то сникла, отвернулась от всех, вкрадце смахнула слезу, а потом, глядя на земляков, негромко спросила:
– А надо ли? Уже привыкла с вами, жила себе спокойно… Так нет же… Представляю: за руку – и потянет в агрогородок… в сберкассу… Пожить, негодяй, не даст спокойно…
– Вы… вы что, не рады? – удивилась Оля.
– Какая же мать не порадуется? – постаралась улыбнуться Окрошка, но улыбки не получилось. – Для каждой матери ее сын, каким бы он ни был, самый лучший сын на свете. Приезжай, Володька. Приезжай, сынок…
– Тогда распишитесь и получите! – Оля вручила телеграмму Окрошке, та расписалась. – А вторая телеграмма вам, Павловна. Можно, я зачитаю?
– Конечно, Оля! – разрешила Павловна.
Оля прочла: «Уважаемая Наталья Павловна! С днем рождения Вас! Живите и дальше так открыто для людей, живите так, уважаемая наша именинница, чтобы Вы могли еще очень долго похвалить каждый прожитый день. Здоровья Вам огромного и большой, светлой любви!.. Ваши ученики».
– Иди ты! – гордо произнес Егор и перехватил телеграмму. – Мне! Давай сюда! – и расписался в получении ее вместо Павловны.