— Я говорила, что Стая Семи Лесов разбилась на бывшие кланы. — сказала Вила.

А блондинка продолжила:

— Дреко, сын Майгона, вожака Тилатинов, бился за право назвать Виллу своей самкой. Он одержал победу над Элсмирцами, Полярными, Серыми, и Красными, но Туран одолел его.

Я ошалело помотала головой.

— Значит, он назвал Виллу своей самкой?

В следующий миг я оказалась на земле. Из глаз посыпались звезды. В голове зазвенело от смачной оплеухи.

— Я не самка, — процедила Вилла. — Я — левая лапа. И была единственной правящей лапой, пока у моей стаи не было вожака.

Она рывком поднялась.

— Не спускать с нее глаз, — сказала она. — Ты — Изабелла, и ты — Дэз.

И исчезла под сенью деревьев.

Я поднялась, одной рукой опираясь о землю, а другой держась за ухо. В глазах противно защипало. От обиды.

— Изабелла — это я, — сочувственно улыбаясь, сказала блондинка. — У нас принято, чтобы старшие называли свои имена сами. Если захотят. Я рада твоему появлению, Лирей.

— Не злись на Виллу, — сказала темноволосая Дэз.

— Она вожак Лирых. Нашей стаи.

В глазах защипало сильнее, и я заморгала.

— Она ненавидит меня. За что?

Дэз отвлеклась на близняшек, уговаривая их взять разные куски мяса, но дети упорно желали грызть один. Мне ответила Изабелла:

— По-твоему, так выглядит ненависть? А кто сидел у твоей постели и смазывал раны сетвоком, поил соком дикой сельвы? С момента, как ты прибыла с Вересковой пустоши, Вилла не отходила от тебя ни на шаг.

Вилла? От меня? Не на шаг? Звучит, вообще-то не слишком воодушевляюще.

— Она сказала, что хотела меня убить, — буркнула я.

Дэз, наконец, удалось сунуть каждому из детей по отдельному куску. Она обернулась к нам и пожала плечами.

— Я тоже голосовала за твою смерть. Ты слаба. Но Совет решил иначе. Ты пойдешь к Велесу.

Я захлопала ресницами, и возмущенно заявила:

— Я не хочу ни к какому Велесу. Я хочу домой!

Дэз с Изабеллой переглянулись. У Дэз вид сердитый, у Изабеллы скорее сочувственный.

— Да что ты заладила, домой, домой. Куда тебе домой? Подумай-ка хорошо! — сказала Изабелла.

— Дело твое, — сказала Дэз. — Но Изабелла права. Там тебе точно не жить.

Я опешила.

— Почему?

— Тебя убьет ваша же Церковь. Или думаешь, после того, как ты пробыла столько с теми, кого они называют оборотнями, тебя помилуют?

Я заморгала и кивнула.

Изабелла сочувственно улыбнулась, а Дэз продолжила:

— Ты знаешь, скольких ваших женщин сожгли на кострах, только по подозрению, что они были с оборотнями?

Я вспомнила, как священные писания предостерегают женщин от контакта с оборотнями, и как святая Иулия освободила пятьдесят блудных сестер, и как все они проходили ритуал очищения огнем, чтобы выжечь само присутствия духа дьявола…

Старая Пепа рассказывала, что раньше женщины, подвергшиеся насилию оборотнями, сжигались.

— Подозрению? — переспросила я. — То есть, эти женщины… они… Они не были? Ну, с вашими мужчинами?

— В отличие от вас, мы никогда не бросаем своих щенков, — гордо сказала Дэз. — Если человеческая женщина понесет от свободного, закон никогда не отпустит ее на верную погибель.

— Человек может… забеременеть от зверя?

Дэз и Изабелла переглянулись и фыркнули.

Изабелла подмигнула мне.

— Ну я-то смогла. Делов-то!

Обе женщины рассмеялись, а я заморгала.

— Ты человек?!

— Тише!

Блондинка замахала не меня руками.

— Ребенка разбудишь.

Только сейчас я увидела, что в неком подобии свитого из пышной шапки травы гнезда рядом с Изабеллой спит тот самый младенец, что я видела днем. Кроха закряхтел, принялся махать ручками и ножками над макушками травы. Несмотря на то, что на землю опустилась ночь, остался абсолютно голым, даже не накрыли его ничем. Изабелла склонилась к ребенку, что-то ласково зашептала, успокаивая. Через минуту снова воцарилась тишина, лишь стрекочут сверчки, изредка ухнет ночная птица, да вполголоса переговариваются женщины, что укладывают малышей спать.

Изабелла обернулась ко мне.

— Конечно, человек. А кто же еще? Сначала было трудно, а потом привыкла.

— Ты замужем за одним из них?

— Муж погиб, но я осталась в Стае.

Я осмотрелась, словно видела это место впервые. Опустившаяся на землю ночь посеребрила необъятные стволы гигантских деревьев, выглядят они совсем не тревожно, как в моем сне, скорее сказочно. Это, наверно, от того, что тут и там вспыхивают и гаснут искры светлячков — белые, голубые, золотые. То и дело над нашими головами пролетают, едва не задевая крыльями, ночные мотыльки — не такие яркие, как я привыкла. Наши не настоящие, накачанные магическим зарядом, света от них намного больше. Но эти хоть и не такие светящиеся, зато их здесь так много!

В кустах изредка прошелестит мелкий зверек, или ночная птица, сытые, перепачканные соком плодов и мяса дети засыпают прямо на земле, подперев кулачком пухлые щеки. Кроме нашего костра, горит ещё три или четыре, и у каждого сидят женщины, доносятся разговоры вполголоса, слышится тихий, приглушенный смех.

Такого места не было ни в одной сказке старой Пепы.

— Вы живете здесь? — спросила я Изабеллу.

— Это материнская территория. Сюда нельзя посторонним. Она охраняется всеми — и самцами, и самками.

Я покосилась на Дэз.

— Можно мне остаться здесь на ночь?

Изабелла покачала головой, и хотела было ответить, как ее опередила Дэз:

— Ночевать ты будешь у Виллы. Так безопаснее. Вряд ли самки рады интересу к тебе самцов. Как бы не загрызли до Велеса.

Не успела я осмыслить услышанное, как вернулась Вилла. Она словно возникла из сумрака, так неслышно подошла.

— Пойдем, — сказала она мне. — Станет совсем темно и ты не заберешься на дерево.

— Я итак не заберусь.

Она хмыкнула.

— Пошли.

Что мне оставалось делать? Я поднялась и поспешила следом за ней.

Долгий путь в «перевернутое гнездо» помог преодолеть ожидающий у дерева Дреко. Меня просто зашвырнули на плечо, и Дреко поскакал вслед за Вилой.

Когда я оказалась в знакомой «комнате», Дреко исчез, словно растаял в звенящем тысячей звуков ночном воздухе, а Вилла швырнула на кровать сверток.