Ей было слышно, как где-то совсем рядом хихикают злые духи, она видела мелькающие огоньки и яростный блеск красных глаз, подступавших все ближе к ней. Она умирала. Скоро ее душам придется покинуть тело и разлететься в разные стороны, и тогда она тоже станет духом, таким же, как эти, что пронзительно вопят и злобно хихикают в пекле Иного Мира, исходя ненавистью ко всему живому и смертельно ему завидуя.

И вдруг возле нее замелькали какие-то новые огоньки, похожие на крошечные блестящие осколки зеленых самоцветов; эти огоньки, переливаясь, танцевали вокруг нее, отгоняя прочь тех красноглазых тварей, и как-то невнятно пели или гудели… Странное это было гудение.

«Может быть, сюда залетели пчелы?..»

Ренн вздрогнула и очнулась. Пчелы? Зимой? В глубокой горной пещере? На Дальнем Севере?

Однако гудение все продолжалось, и это определенно были пчелы! Хотя видеть их Ренн не могла. Зато она могла их чувствовать, она даже смахивала их со щек. Что же это за пчелы такие? Может, они посланы покровителем ее племени? Или духами ее предков? А может, это всего лишь обман, созданный злыми духами, которые поджидают за ближайшим поворотом туннеля?

Но ни малейшего ощущения зла от этих пчел не исходило. Ренн лежала, крепко зажмурившись, и слушала их гудение…

Ей виделось, что сейчас месяц Лососевого Нереста, и деревья черного терна все в цвету, а пчелы так и гудят над ними. Ей, Ренн, всего восемь лет, и она охотится вместе с Фин-Кединном, мечтая опробовать на деле свой прекрасный новый лук, который он для нее смастерил. Она стоит на берегу реки, любуясь сверкающей в золотых лучах солнца излучиной, и лепестки цветов черного терна так и падают, кружа, на землю, словно летний снегопад, и застревают в гривах лесных лошадей, которые стоят под берегом на мелководье.

Потом она принимается изучать свой новый лук, а когда, наконец, отводит от него глаза, то, к своему изумлению, видит, что Фин-Кединн уже перебрался через реку и даже успел отойти довольно далеко от берега. Она торопливо скатывается вниз и с плеском устремляется следом за ним.

Лесные кобылы очень недовольны тем, что она так близко подошла к их жеребятам. Они сердито косят глазом, показывая белки, и готовы ее лягнуть.

Ренн их не боится, но, чтобы обойти их и лишний раз не тревожить, сворачивает чуть в сторону от брода и попадает на более глубокое место, где ее башмаки мгновенно засасывает придонный ил. Она застревает на месте не в силах вытащить ноги.

Ее охватывает паника. С тех пор как умер отец, ей все время снятся страшные сны, в которых она вечно попадает в ловушку. А что, если эти лошади сейчас ее затопчут? Или Тайный Речной Народ утащит ее на дно?

Внезапно солнце выныривает из-за облака, и тут же рядом с ней появляется Фин-Кединн. Лицо его, как всегда, кажется совершенно невозмутимым, но в голубых глазах искрится смех.

«Ренн, — спокойно говорит он, — у каждой загадки на свете есть своя разгадка. Но ты никогда ее не найдешь, если хорошенько не поработаешь головой».

Ренн недоуменно хлопает глазами. Смотрит вниз, на воду. А потом, догадавшись, вынимает ноги из увязнувших башмаков и, пошатываясь, делает несколько шагов.

А дядя, смеясь, подхватывает ее на руки и высоко подбрасывает. Теперь и она тоже смеется и визжит, потому что он с размаху опускает ее в воду, сделав головокружительную петлю в воздухе. А потом одним движением извлекает из-под воды ее башмаки. Все еще смеясь, Фин-Кединн сажает племянницу себе на плечи и бредет по воде к берегу, а вокруг плывут лепестки цветов и гудят пчелы…

Пчелы все еще гудели, но теперь Ренн не могла их видеть — она снова находилась в куньей норе, а те воспоминания о Фин-Кединне казались ей лучом света, внезапно прорвавшимся сквозь непроницаемую тьму. Ее пальцы коснулись браслета-оберега из полированного сланца, надетого на запястье. Фин-Кединн сделал для нее этот браслет очень давно, когда еще только учил ее стрелять.

— У каждой загадки на свете есть своя разгадка! — прошептала Ренн. — Надо просто хорошенько поработать головой…

Дыхание ее стало более ровным. И боль в напряженной груди сразу прошла. И стены туннеля, похоже, перестали с такой силой давить на нее со всех сторон.

«Ну конечно! — подумала она. — Надо просто не вдыхать так глубоко, и тогда будешь занимать гораздо меньше места!»

То, что она сумела заставить себя дышать поверхностно, уже было ее маленькой победой. И эта победа страшно ее обрадовала. Нет, она еще не умерла! Теперь бы еще найти способ немного похудеть и занять меньше места…

Но ведь это, пожалуй, действительно возможно… И как это она раньше об этом не подумала!

Медленно, с огромным трудом Ренн выпрямила правую руку и как можно дальше вытянула ее перед собой. Затем отвела назад левое плечо и тут же почувствовала, что действительно стала занимать меньше места. Теперь можно было и попытаться ползти по туннелю, но не головой вперед, а как бы боком.

Но сперва ей предстояло решить еще одну трудную задачу: отцепить капюшон парки. Согнув правую руку за головой, она крепко вцепилась в парку и потянула. Но капюшон держался крепко.

«Ничего, — сказала она себе, — попробуем еще раз». На этот раз ей удалось ухватиться за капюшон. Она дернула, но капюшон оказался безжалостно просторным. Танугеак объясняла ей, что люди Песца специально делают свою одежду просторной, потому что так гораздо теплее. Словно змея, меняющая кожу, Ренн извивалась и тянула за капюшон — и наконец парка все-таки сползла с нее через голову!

Так, теперь надо было снять безрукавку из птичьей шкурки. Это оказалось труднее — на ней не было капюшона, за который можно было бы ухватиться, — зато теперь, стянув с себя парку, Ренн могла двигаться гораздо свободнее.

Облегчение, которое она испытала, когда безрукавка наконец подалась, было просто ошеломляющим. Некоторое время она просто лежала, хватая ртом воздух и чувствуя, как выступивший пот, остывая, холодит кожу. Перед собой она видела груду одежды, из которой только что выползла. Теперь она могла не просто передохнуть, но и обдумать, куда ей ползти дальше. На ней остались только узкие тонкие штаны, так что она занимала примерно в два раза меньше места, чем раньше. Пожалуй, она могла бы проскользнуть по этому туннелю, как угорь, снова вернуться в тот каменный лес, отыскать Торака и Волка…

И Ренн тут же принялась воплощать этот план в жизнь. Извиваясь, она двинулась было назад, но тут же зацепилась штанами за какой-то острый каменный выступ. Это препятствие задержало ее лишь ненадолго, однако, к ее удивлению, жужжание пчел отчего-то стало вдруг громким и яростным, точно это не пчелы, а злые оводы. Что бы это могло значить? — задумалась Ренн. Неужели пчелы не хотят, чтобы она вернулась в пещеру?

Протянув вперед руку и пытаясь хоть что-то нащупать в непроницаемой тьме, Ренн почувствовала, как изодранные о камни кончики пальцев покусывает холодный ветерок. Да, именно ветерок! Это был отнюдь не озноб, вызванный тем, что она сперва сильно вспотела, а потом остыла; руку ей холодил настоящий поток ледяного воздуха. Но если воздух такой холодный, значит, он проникает в туннель снаружи, решила Ренн и, отталкиваясь пальцами ног, продвинулась еще немного вперед.