Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лили дважды сбегает в туалет, чтобы ее вырвало, и трижды разражается слезами, примеряя платья. Но мы справляемся с этим и выбираем великолепное платье из шифона и кружева А-силуэта. Струящаяся юбка с коротким шлейфом, а лиф украшен пайетками и мелким жемчугом. В нем она похожа на ангела.
Заплаканный, несчастный ангел.
Когда я спрашиваю ее, как она держится, она мрачно отвечает: — Тебе лучше этого не знать.
В последний раз, когда я чувствовала себя такой беспомощной, преднамеренное убийство было не за горами.
—
В пятницу, за день до свадьбы, мы вылетаем в Бостон на самолете Джанни. Я упаковала все, что понадобится Лили, чтобы начать новую жизнь. За исключением антидепрессантов. У нее дикий, отчаянный взгляд, который мне не нравится.
С дюжиной вооруженных охранников на буксире мы регистрируемся в отеле Four Seasons под вымышленным именем, занимая президентский люкс для нас четверых. Остальные номера на этаже пусты, потому что Джанни позаботился о том, чтобы забронировать их все.
Паранойя сводит его с ума. Он до сих пор не имеет ни малейшего представления, кто были те мужчины, которые ворвались в дом. Несмотря на всю свою власть и связи в преступном мире, он не смог найти ни малейшей зацепки.
Недостаток информации нервирует. Всегда есть кто-то, кто готов говорить за определенную цену — или кого можно убедить под угрозой, — но не в этот раз. Кажется, никто ничего не знает.
Самое пугающее из всего этого то, что криминалисты, работающие с телами в морге, не обнаружили ничего опознаваемого ни по одному из мужчин. Подушечки всех их пальцев были обожжены кислотой. В стоматологических картах совпадений не обнаружено. Их лиц не было ни в одной базе данных правоохранительных органов. Они были призраками.
Я пыталась не признаваться себе, что чувствовала бы себя лучше, если бы Куинн остался в доме до конца недели, но мое подсознание знало лучше. Дом казался еще более пустым без его экспансивного присутствия в нем. Мафия прислала вооруженное подкрепление, чтобы занять его место и обеспечить дополнительную защиту людям Джанни и Лео, но мне от этого не стало легче.
Сотня ирландцев не смогла бы дать мне такого же душевного покоя. Он может быть ворчливым, властным и вообще невыносимым, но Куинн — тот, кто нужен рядом, когда дела идут плохо.
Мне неприятно, что я так думаю. Но ради Лили я рада. Если кто-то попытается похитить ее снова, им придется иметь дело с его сумасшедшей, но отчаянно защищающей задницей. И я знаю, что они пожалеют об этом.
В машине по дороге на репетицию в церковь в ночь перед свадьбой, Джанни потеет как свинья.
— Почему ты так нервничаешь? — спрашивает мама, хмуро глядя на него. — Это твоя дочь выходит замуж.
Сидя рядом со мной на заднем сиденье лимузина, Лили откидывает голову на спинку сиденья и закрывает глаза. Я сжимаю ее липкую руку, но она не сжимает ее в ответ.
Вытирая лоб шелковым платочком из кармана, Джанни говорит: — Но я тот, кто окажется в затруднительном положении, если что-то пойдет не так.
— Что может пойти не так?
Я говорю: — Не искушай судьбу, составляя список, Джанни.
Мама хихикает.
— Как будто судьба имеет к чему-то отношение. Это все Бог. Это у него есть подлая жилка.
Как для Лили, так и для Джанни, я успокаивающе говорю: — Все будет хорошо. Бостон принадлежит Мафии, и все знают, что ты не перечишь Деклану О'Доннеллу.
Мама говорит: — Она не выходит замуж за Деклана О'Доннелла.
Я посылаю ей многозначительный взгляд.
— Она выходит замуж за его правую руку, что почти так же хорошо.
— Почти — это не одно и то же.
— Мама, прекрати! Ты ее пугаешь!
Она смотрит на Лили, пассивно сидящую рядом со мной с закрытыми глазами и бледным лицом.
— Этот ребенок не напуган. Она в трауре.
Джанни хмурится.
— Что ей оплакивать?
— Не слушай ее, — перебиваю я, сурово глядя на нее. — Она уже выпила полбутылки вина.
Она улыбается мне в ответ.
— Ночь еще только началась.
Возможно, мне придется запереть ее в шкафу для одежды.
Когда мы подъезжаем к прекрасной старой кирпичной церкви, Куинн уже там. Одетый в свой обычный черный костюм от Армани, с причесанными волосами и горящими глазами, он поражает воображение. Лили бросает один взгляд на него, тлеющего в дверях вестибюля, и хнычет.
— Мистер Куинн, — говорит Джанни, бросаясь к нему с протянутой рукой и своей паникой. — Так приятно видеть тебя снова. Мы опаздываем?
— Нет. Я здесь несколько минут. — Он пожимает руку Джанни, кивает Лили и маме, затем смотрит на меня. Сама сила его взгляда отбрасывает меня на пятки. — Рейна.
— Куинн.
Его взгляд обжигает меня с ног до головы. Он облизывает губы, поправляет галстук и переминается с ноги на ногу. Затем он отводит взгляд, мышцы челюсти напрягаются.
— Все уже внутри.
Я могу сказать, что Джанни в ужасе от того, что мы прибыли последними, но он старается не показывать этого.
— Замечательно! Может, зайдем?
Куинн указывает на двери. Джанни берет Лили за руку и тащит ее за собой. Мама следует за ней, посмеиваясь про себя и качая головой. Я иду за ней, гадая, не начинает ли она сходить с ума, когда Куинн протягивает руку и хватает меня за руку. Пораженная, я смотрю на него.
Понизив голос, он говорит: — Я тут подумал.
— Правда? Ты позаимствовал чей-то мозг?
— Очень смешно, гадюка.
Мгновение мы смотрим друг на друга, его пальцы чуть сжимаются на моем предплечье. Когда я вдыхаю, то чувствую его запах. Кожа, тепло и мужской мускус. Только его эссенция, неразбавленная одеколоном. У меня текут слюнки. Я думаю, что слабые стоны, которые я слышу, — это мои яичники.
Он говорит: — То, что я сказал о том, чтобы ты не виделась с Лили после свадьбы, было несправедливо. Она может навестить тебя в Нью-Йорке в любое время, когда захочет.
Я так удивлена, что чуть не смеюсь.
— Ты уверен? Я думала, ты не выносишь моего вида.
Его ответ звучит натянуто.
— Вот почему я сказал, что она