— А когда приступать будем?

— Тянуть совершенно не нужно, потому начнем прямо сейчас после краткого инструктажа, — “обрадовал” меня следователь. Энергично встал, обошел стол и… предложил руку. Я озадаченно посмотрела сначала на его ладонь, потом на самого василиска.

Судя по тому как медленно и крайне выразительно изгибалась левая бровь особиста, его такая задержка малость озадачивала. А я… я просто, во-первых, изумилась, а, во-вторых, не понимала к чему вся эта манерность и обходительность.

Я уже знаю, что он хам!

Но решила не нарываться и послушно вложила пальцы в руку мужчины. Он крепко их сжал, и я не сдержала прерывистого вдоха.

Руки у василиска оказались горячие… очень, очень горячие. И мне сразу стало казаться, что я вся настолько холодная, что эти вот самые руки, как раз то, что доктор прописал!

— Итак, мне нужно развернуть кресло, чтобы вы сели напротив меня, — василиск заговорил, и в его интонациях вновь слышалась та самая хрипотца, от которой в мою кровь словно красного перца сыпанули. Ох…

В общем меня корректно отодвинули, самолично развернули тяжелую мебель и усадили обратно. К этому времени истома от рук Рейялара уже поутихла, и вернулись временно эмигрировавшие непонятно куда мозги. И я вновь озадачилась одной простой темой: а почему я так на него реагирую?

За мной не водятся попытки повеситься на шею первому попавшемуся смазливому мужчине. То, что я начала растекаться в обществе асура, это скорее исключение, вдобавок обусловленное магическим даром этой расы. Даже поговорка есть, что “асур подмигнул — ищи-свищи девичью честь!”

А вот про василисков такого не болтали. Про них если честно в основном рассказывали страшные сказки из категории тех, которыми пугают маленьких деточек. Вот будешь плохо себя вести, утащит тебя злой и страшный василиска в свой замок и обратит там в камень! Про то, что перед обращением в камень он еще что-то непотребное сделает ни словом не обмолвились!

— Матильда, а сейчас пожалуйста слушай меня внимательно, — Рейалар Фаррис опустился в кресло напротив, которое придвинул так, что теперь его колени, практически касались моих. От этой внезапной и слишком тревожной близости мне хотелось вжаться как можно глубже в кресло, но отшатываться было, к сожалению, нельзя.

— Внимаю! — сказала я, чтобы хоть что-то сказать. Но кажется, это было не самой умной идеей…

— Ментальное сканирование строится на заданном поиске какого-либо параметра, — в голосе василиска появились суховатые, лекторские тонки. Очевидно, рассказывая что-то, он ощущал себя в своей стихии. — Если просматривать всю твою жизнь подряд, то мы потеряем много времени и оба устанем. Потому давай сделаем так… Основное что меня интересует — герб. Розы во вторую очередь. Потому сначала ты представляешь перед внутренним взором герб, я даю толчок, и мы начинаем искать его. Потом, если хватит сил, поищем розу. Если нет, то продолжим в следующий раз.

Я едва не застонала вслух от более чем сомнительной перспективы встречаться с ним снова и снова.

Вот так вот встречаться… настолько близко, что это практически неприлично.

Василиск с нейтральным выражением лица протянул руки вперед и осторожно вновь сжал мои пальцы. После скользнул выше, поглаживая нежную кожу запястий, от чего мои глаза потрясенно расширились.

— Не бойся, — мягким тоном попросил василиск. — Перед тем, как начать, нужно установить энергетический контакт. Для этого мне нужно касаться твоей… обнаженной кожи.

На последней фразе его интонации снова упали до хриплого шепота, от которого вновь стало нечем дышать.

Ментальное сканирование чем дальше, тем больше начинало напоминать совращение. Я глубоко сомневаюсь, что для создания нужных связей меня необходимо… гладить.

А он именно гладил.

Скользил по запястьям, а после отнял руки, от которых посыпались странные голубоватые искры и положил кончики пальцев мне на шею.

Это было… слишком близко, слишком интимно, слишком волнительно.

И в тот момент когда мужские руки двигались по моей коже, а его красные глаза темнели до цвета спелой вишни… было очень сложно думать о гербах и цветочках!

Василиск с каждым мгновением дышал все чаще и глубже. Его мощная грудь вздымалась, а прикосновения перестали быть невесомыми.

— Представь герб, — выдохнул Рейалар, и… положив пальцы мне на виски, рывком притянул к себе, заставляя коснуться его лба своим.

Я потрясенно охнула, а после глубоко-глубоко втянула воздух, не сводя взгляда с лица василиска. Он едва заметно улыбнулся и проговорил:

— Твой запах отвлекает, Матильда… когда ты так близко я думаю о чем угодно, но не о делах… — а затем после небольшой паузы добавил: — и почему-то говорю это “что угодно” вслух…

Под кожу словно нырнула стая раскаленных искр.

— Герб, — тихо пискнула я, изо всех сил пытаясь представить нужное. — Нужно искать герб. И розу. И все. Больше ничего не нужно.

— На удивление умная девочка, — хмыкнул василиск тихо.

А потом видимо все же началось то самое сканирование, потому что я с головой ухнула в омут своих же воспоминаний. И все, что давало ориентир, все что связывало меня с реальным миром, это были горячие, обжигающиеруки Рейялара Фарриса.

Я видела герб… Герб… Но что это был за герб?

Герб рода, на территории которого стоял монастырь Пресветлой Изольды и Благостного Кристина, и потому эта символика висела и над воротами?

Нет, не тот…

Герб Таридина Пятого, который я видела в Унтере уже не единожды..?

Тоже не подходил.

Мы медленно погружались в мою память, и василиск раз за разом отметал ассоциации, которые у меня возникали. Надо же, я даже представить не могла, сколько гербовой символики видела за свою короткую жизнь. Оказывается мозг фиксировал даже случайно увиденные знаки. Например на сургучной печати, что болталась на бечевке, которой были перетянуты послания для матери настоятельницы. Или отец Ансельм…

Отец Ансельм…

Наставник, при воспоминании о котором в груди вновь всколыхнулась тупая боль.

Вот мы сидим возле окна в его келье, и изучаем историю королевства.

— Тильда, девочка, подай, пожалуйста, плед, — чуть дрожащим голосом попросил старик, зябко кутаясь в свою серую хламиду. — Совсем что-то сдают мои кости.

— Да, конечно! — я вскакиваю, с и с готовностью бегу к узкому шкафу. В маленькой келье хватило место только для него, койки и столика возле окна, где ютились два колченогих табурета.

Сколько мне лет? Десять или одиннадцать, судя по чуть пухленьким ручкам и ножкам, что попадали в поле зрения. До подросткового возраста я была кругленькая, а потом вытянулась и стала тоща, как оглобля. Ну или, быть может, дело в том, что до смерти отца Ансельма, питалась я в целом неплохо, а вот после… после уже после.