Птолемеев, и положение здесь резко изменилось. Селевкиды усилили налоговое бремя на евреев и, самое главное, пытались провести их насильственную эллинизацию. Ответная реакция[711] была соответствующей – евреи стали врагами государства, в котором проживали. В них проснулась мечта о независимости, которая, собственно говоря, никогда и не угасала.

За века иноземного господства сохраниться как этносу евреям помогала идея богоизбранности их народа. И они свято верили, что Бог не оставит свой «излюбленный народ». Такие настроения хорошо заметны в Ветхом Завете: «Близко время его, и не замедлят дни его, ибо помилует Господь и снова возлюбит Израиль… и дом Израиля усвоит себе иноземцев на земле Господней рабами и рабынями, и возьмёт в плен пленивших его и будет господствовать над угнетателями своими» (Кн. Исайи, 14, 1–3). – «И Господь устранит тебя от скорби твоей и от страха, и от тяжкого рабства, которому ты порабощён был» (Кн. Исайи, 14, 5). – «Ибо так говорит Господь – за ничто были вы проданы, и без серебра будете выкуплены» (Кн. Исайи, 52, 3). Неразумная политика Селевкидов привела к тому, что на почве оскорблённого национального достоинства евреев в Палестине началось освободительное движение.

Таким образом, накануне первого римско-еврейского контакта мироощущение и самооценка этих народов были очень разными. Римляне были преисполнены гордым осознанием величия и победоносной «успешности» своего этноса, при этом они совершенно не были расположены считаться с интересами других народов. Евреи же, при высокой самооценке, ощущали себя униженными и оскорблёнными, но достойными лучшей участи, и потому они особенно болезненно воспринимали всё, что не соответствовало их интересам. Следует помнить об этом морально-психологическом аспекте, иначе мы не сможем правильно понять последующие события.

Подчинив себе Балканский полуостров, римляне в своей экспансии на Восток соприкоснулись с Селевкидским царством. Победив Антиоха III в Сирийской войне 192–188 гг. до н. э., Рим продиктовал ему тщательно продуманные условия мира, которые ослабили некогда могучее царство и низвели его до положения малозначащего государства. Но и после этого римский сенат не оставил в покое поверженного врага. Традиции римской внешней политики в это время уже строились на принципах максимально возможного ослабления даже потенциально опасных соседей.

Следовательно, единственное, что могло объединять Рим и Иудею – это общая вражда к Селевкидам[712]. Но цели у них были прямо противоположными: евреи стремились к независимости, а римляне в перспективе хотели бы установить свою власть над территорией всего Селевкидского царства, включая все народы, проживающие на этой земле, в том числе – и евреев.

Как справедливо отмечал В.С. Сергеев, попытки Антиоха III восстановить величие Селевкидского царства вызвали усиление «национальной реакции» против эллинизма на всём Востоке[713]. Наиболее активным сопротивление эллинизму было в трёх регионах: Египте, Персии и Иудее[714]. Антиэллинистические настроения особенно окрепли при Антиохе IV, который вёл себя с восточными народами особо бесцеремонно и чрезмерно грубо. Селевкиды вообще относились к евреям менее терпимо, чем Птолемеи, а Антиоха чрезвычайно раздражал небольшой народ Иудеи, упорно державшийся своей собственной культуры и религии[715].

Царь разграбил Иерусалим и продал в рабство всё его население (1 Масс. 1. 29–32; 2 Масс. 5. 24). В 167 г. до н. э. он издал указ, фактически уничтожающий иудейскую религию (См.: 1 Масс. 1. 44). В храме Яхве стали поклоняться Зевсу Олимпийскому, за отправление иудейских религиозных обрядов, за соблюдение субботы и совершение обрезания полагалась смертная казнь. На иудеев начались гонения. Прямым следствием столь неразумной политики царя и стало мощное восстание Иехуды Маккавея.

В 161 г. до н. э. Маккавей заключил официальный договор с Римом (Ios. Flav. Bell. Iud. 1.4). Инициатива исходила со стороны иудеев[716], но не приходится сомневаться, что римский сенат встретил её очень доброжелательно. Не исключено, что римляне сами намекнули Маккавею на готовность заключить такой договор.

Условия договора не предусматривали оказание взаимной военной помощи. Однако сам факт наличия соглашения Маккавея с Римом имел огромное политическое значение – вопреки утверждению Э. Бьювэна[717] римляне тем самым и де-факто, и де-юре признали независимость Иудеи. Никакой реальной помощи римляне ей не оказали, но восстание иудеев против Селевкидов получило хотя бы моральную поддержку[718]. Тем не менее договор был направлен не столько на пользу Иудеи, сколько во вред Селевкидам – и исключительно на пользу самого Рима.

Самое главное в содержании договора, его суть – это обязательство не оказывать никакой помощи (военной, оружием, продовольствием, деньгами) тому, кто будет воевать с Римом либо Иудеей. В историографии этот договор иногда определяют как «договор добрососедства» или «дружественного нейтралитета». С такими определениями трудно согласиться. Во-первых, сами понятия «нейтралитет» и «добрососедство» не были известны античному миру. Во-вторых, римско-иудейский договор не был договором равных сторон, древняя дипломатия чётко различала статус, ранг и силу участников переговорного процесса.

В-третьих, и это самое главное, договор приносил явную пользу только Риму и даёт прекрасный образец действий римской дипломатии, направленных на получение исключительно односторонней выгоды.

Римский сенат понимал, что евреи, как подданные Селевкидов, будут обязаны участвовать в возможной войне своих царей против Рима и могут оказать римскому врагу очень существенную помощь. Теперь же в случае войны иудеи обязались не помогать Селевкидам (именно они подразумевались в тексте договора), облегчая римлянам достижение военной победы.

А сами римляне в любом случае не собирались помогать Иудее. Сенат явно не собирался сражаться за евреев[719]. Не принимая на себя никаких обязательств, Рим получал одностороннюю выгоду: исключал евреев из числа своих возможных врагов и ничего не давал взамен. Естественно, римляне и без того не стали бы помогать ни одному Селевкиду подавлять восставших против него иудеев. На обязательство Иудеи не помогать своему сюзерену Рим ответил обещанием не помогать своему врагу! Это не равный и вообще не честный обмен обязательствами.

Маккавеи вступили в союз с Римом, чтобы обезопасить свою страну,[720] но ничего не получили[721] от лукавого союзника. Вопреки обычной дипломатической практике, сенат после заключения договора даже не отправил послов в Селевкидское царство с требованием прекратить войну против иудеев[722] и равнодушно воспринимал военные поражения Маккавеев. Уже в 160 г. до н. э. Деметрий I покорил Иудею[723].

Римом всегда двигало холодное осознание собственных интересов[724], поэтому он абсолютно ничем не помог восставшим. Иудея обрела независимость исключительно собственными усилиями. Утверждение, что династия Маккавеев оказалась под покровительством Рима[725], отнюдь не соответствует действительности. Довольно скоро евреи поняли, что римская дипломатия просто использовала их для достижения собственных целей, и почувствовали себя обманутыми. Таким образом, итогом первого контакта для римлян стала уверенность, что они «переиграли» евреев и смогут делать это и впредь,