поверить, что так долго шла рядом с самой собой. А теперь я отпустила поводья и иду вслепую.

Сердце стучит так сильно, что, кажется, удары эхом отдаются в небе. Антуан подходит к ней и прижимается лбом к ее лбу.

– Меня тоже это пугает, – шепчет Джулия.

– Фантометту не испугать.

Она засмеялась, и с ее ресниц скатилась слеза. В задушевной темноте благоухающего вечера Антуан бесшумно притянул к себе Джулию и поцеловал.

– Не знаю, куда мы идем, но думаю, нам лучше идти вместе.

52

Наступило утро, а Люсьена и Джулия так и сидят на кухне.

Пожилая женщина держит в руках остывшую чашку. У Джулии красные глаза, обведенные темными кругами. Она ставит кофейник на плиту. Бросает взгляд на стенные часы.

– Ты должна с ней поговорить.

Люсьена не реагирует, она похожа на человека, который выжил после землетрясения, но потерял много крови. Или на спасенного из морской пучины. Уж лучше бы она тогда утонула, думает Люсьена.

Джулия поближе пододвигает стул. Разглядывает осунувшееся угловатое лицо, восковую кожу, выбившиеся из пучка тонкие волосы. Это лишь тень прежней Люсьены. Джулия впервые берет ее за руку.

– Никогда не бывает слишком поздно.

Люсьена медленно поворачивается к ней и долго разглядывает, потом качает головой. Молча выпив кофе, они закрывают за собой дверь маленького домика. Антуан спит в гостиной.

Молчат и по дороге в «Бастиду». Ночью все было сказано. Старенький «Пежо» едет мимо виноградников в мягком свете утреннего солнца. Среди хвойных и дубовых лесов, под сенью горного массива Эстерель просыпается деревня.

Джулия паркуется перед белым зданием. На Люсьену больно смотреть. Она подавленно молчит, вцепившись в старую сумку. Джулия кивком показывает на дверь. Тогда Люсьена достает из сумки сверток и аккуратно разворачивает ткань. Внутри – пачка пожелтевших от времени писем. На первом конверте – имя Жана Колоретти. Ночью Люсьена уже показывала Джулии письмо Жозефа.

Жан,

не знаю, как обращаться к тебе, назвать ли тебя зятем или трусом.

Вот уже три месяца, как от тебя никаких вестей. А почта приходит исправно, корсиканец старик Франсеску сегодня утром сказал, что получил письмо от сестры.

Со времени твоего отъезда моя дочь плачет и чахнет. Я опасаюсь за ее честь так же, как и за ее сердце. Женщины хрупки. Это мы должны следить, чтобы они не покидали нас, и защищать их.

Это мое первое и последнее письмо к тебе. Плохое здоровье вынуждает меня принимать срочные меры, чтобы обеспечить будущее дочери и жены. Дни мои сочтены, а они не должны оставаться одни. Хотя война закончилась, время сейчас неспокойное.

Предупреждаю, если ты не объявишься до Нового года, помолвка будет расторгнута. Не хочу верить, что до этого дойдет. Последние годы и так принесли много горя, не хватало, чтобы к трупам наших солдат прибавились разбитые сердца наших женщин.

Жанина упрямица, но она заслуживает счастья. Напиши ей и поклянись мне, что позаботишься о ней. Я как отец не могу умереть, не услышав этого.

С нетерпением жду от тебя ответа,

Жозеф Паоли

Джулия провожает взглядом Люсьену. Это утро принесло обещания, надежду и прощение.

Джулия открывает сумку, чтобы достать дневник, под руку попадается шапочка. Мадлена связала ее несколько дней назад и подарила Джулии, улыбаясь при этом своей мягкой, немного отчужденной улыбкой.

Небесно-голубая шапочка связана узором «ракушка» из мягкой шелковистой шерсти. Джулия какое-то время любуется ею, размышляя о Мадлене, Пьеро, Фернане, Жанине, о тех, для кого время приостановило свой бег. Открывает ли забвение путь к счастью? А потом она думает обо всех остальных, кому еще дано помнить. О Люсьене и о грустном ребенке, который плачет в ней до сих пор.

Джулия выворачивает шапочку. На узкой полоске бумаги – изящный почерк Мадлены:

Злодеи тоже мечтают о любви.

53

Люсьена стучит в дверь. У Жанины Феликс; в маленькой гостиной витает аромат кофе, на патефоне крутится пластинка. Музыка затихает, когда к ним подходит Люсьена. Ее тело налито свинцом, каждый шаг дается с трудом. Она не слышит, как Феликс выходит. Все заглушает стук сердца, которое бьется так сильно, что она боится не выдержать его ударов.

Жанина сидит у окна, погрузившись в свои мысли. На ней халат, расшитый цветами и ласточками, подарок Люсьены на день рождения. Люсьена вспоминает, как несколько месяцев назад они поднимали бокалы за будущее. Обедали у Джино. Жанина нарядилась, было тепло, их обслуживал очаровательный официант. Люсьене слышится смех Жанины, звонкий, неожиданный, заразительный.

Люсьена кладет руку на плечо подруги.

– Жанина!

Та поднимает испуганный взгляд, беспокойный и неуверенный.

– А разве…

Люсьена сжимает ее руку.

– Это я, Люсьена.

– Люсьена! Прости, я тебя не узнала. Как поживаешь, Люс? Выучила уроки?

Она улыбается. Люсьена садится рядом, тяжело дыша. В горле застрял камень. Камень гнева, отвращения к себе и самоотречения.

– Куда ты дела Жанно? – обеспокоенно спрашивает Жанина. – Надо найти для него еду. Мадам Берто отдаст нам непроданный салат.

Люсьена сдерживает слезы.

– Я должна тебе кое-что сказать.

Жанина слушает с детски спокойным лицом.

С чего начать? Умолять о прощении? Рассказать о своей тайной любви? Люсьена в замешательстве. Ее одолевает усталость, мысли путаются. Она хотела бы исчезнуть, так сильна боль и тяжел этот груз. Не слишком ли поздно для признания и отпущения грехов?

Люсьена много раз переживала этот момент. Она представляла, как берет Жанину за руку и слова сами слетают с губ, льются – плавные, свободные. Но наедине с Жаниной не могла собраться с духом. Откладывала откровения на потом, веря, что судьба подарит им еще много прекрасных лет жизни. И не брала в расчет жестокости бытия, которое лишило ее любви, а теперь отнимало Жанину, оставляя Люсьену один на один с ее призраками.

Может, уже слишком поздно? Люсьена мнется, слова не идут на язык. Что ж, если она не может признаться сама, пусть говорит тот, кого здесь нет.

Она дрожит, разворачивая первое письмо. Знакомый почерк Жана. Листок исписан перьевой ручкой. За семьдесят лет чернила кое-где выцвели. Люсьене не нужны очки, каждая фраза запечатлена у нее в сердце.

– Моя роза…

Голос прерывается. Она откашливается, утирает слезу и начинает сначала.

Моя роза, моя мелодия, мое солнце!

Вот уже почти месяц, как мы расстались. Вчера по радио я услышал песню Трене, и она утешила мою боль от разлуки с тобой. Я сказал себе: если мир устроен правильно, ты тоже слушала ее, думая обо мне.

Дни проходят, унося надежду на мамино выздоровление. Мы очень грустно провели это Рождество, но меня поддерживает мысль, что в следующем году мы отпразднуем его вместе с тобой. Надеюсь, ты проявляешь терпение и не ссоришься с отцом. Я уверен, что за его неловкими манерами кроется добрая душа.

Дорогая, мне не терпится вновь увидеть тебя, погладить по щеке, поцеловать нежную кожу и сжать тебя в своих объятьях. Береги себя и поцелуй от меня Люсьену.

Обожающий тебя твой жених,

Жан

В ушах гудит.

– Жанина, эти письма… Эти письма взяла я, я… Я не должна была тебе…

Последние слова Люсьена еле шепчет. Лицо Жанины спокойно – ни удивления, ни гнева, ни грусти. Она довольна, рада хорошей компании. Поколебавшись, Люсьена разворачивает второе письмо.

Мой ангел!

Сегодня утром умерла мама. У меня большое горе, и я молю Бога, чтобы Он поскорей привел меня к тебе. Моя любовь ни перед чем не отступит и не ослабеет.

Утром я думал, какими мы станем через пятьдесят лет. И представил себе старичков, которые ходят в церковь, держась за руки, заботятся друг о друге и не обращают внимания на уходящие годы. Да, мы станем именно такими.

Я буду дарить тебе пластинки, и мы будем слушать их вместе. Будем говорить о любви и петь о нежности. Танцевать под звездами, и они будут смеяться, видя нас