Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Очень нравится, бабуля, — я даже захлебываюсь, — не представляешь, как нравится.
— Ну, уже что-то, — мурлычет бабуля. — А что тебе в нем нравится?
— Он красивый, — начинаю перечислять и сдуваюсь. Тяну неуверенно: — Такой весь мужественный…
Не могу даже бабуле признаться, что меня к нему со страшной силой тянет, и дело не в красоте. Что-то в нем такое есть, от чего у меня ноги подламываются и мозги плывут. Но что, сформулировать не могу.
— Видишь, — удовлетворенно заключает бабуля, — ты сама не особо горишь желанием ему внутрь заглянуть. И тоже на внешнее смотришь.
Пристыженно замолкаю и прячу лицо у нее на груди. Вот только что-то груди совсем нет, как будто усохла моя бабуля, раньше мягкая была, как булочка, а сейчас твердая как камень. На Данилевского похожа. Я ему когда в грудь упираюсь, точно такие же ощущения.
— Вот! — снова говорит бабуля, яростно гладя меня по голове. — Ты сама им не интересуешься, Мартуся. Ты знаешь, чем он занимается?
— Он этот… как его… — пытаюсь лихорадочно вспомнить, — ну как хореограф, только другое…
— Хореограф! — бабуля ржет так, что мы чуть с кровати не падаем, и у меня опять появляется чувство, будто это ржет Данилевский. — Ты еще скажи, балерун! Он же в инвалидной коляске, Мартуся, какой из него хореограф!
— Да знаю я, что не он, просто слово забыла, — пытаюсь оправдаться, — Давид древнюю письменность изучает.
— Палеограф он, Мартуся, смешная ты моя… В смысле, его… А что он любит, знаешь? Он, к примеру, знает, что ты любишь перепелок. И персики. И малину. И чтобы шелковую постель правильно стирали любишь. Кстати, он уже устроил за это разнос.
— Ты еще не знаешь, как они его на продуктах нагревают, — хочу рассказать, но бабуля меня останавливает.
— Ты это не мне, ты это Давиду расскажи, мужу своему, пускай он гордится тобой и радуется, какая у него жена умница. И переставай плакать ночами. Вот что тебе мешает так лежать, только не со мной, а с ним, и разговаривать?
— Ты что, ба! — пугаюсь я. — Он разве будет меня слушать? На смех меня поднимет, это в лучшем случае. А так у него один секс в голове. Они тут все повернуты на Давиде Давидовиче, только о нем и говорят!
— Все это кто?
— Кто в замке работает. А я может девочку хочу!
— Марта… — бабуля сглатывает и говорит хриплым голосом, — ты что, беременная?
— Я? Нет, с чего ты взяла? — мотаю головой, на краю сознания возникает мысль и тут же исчезает.
— Этот твой мужчина, первый… — бабуля опять сглатывает, — ты же такая правильная всегда была, Мартуся. А тут с первым встречным, можно сказать… Разве ты его любила, мужика этого?
— Это был Росомаха, бабуля, — говорю доверительно, — я по ошибке его таблетки выпила. Вот мне там и привиделось…
Прикусываю язык. Я не готова откровенничать даже с бабулей о своих видениях.
— Что привиделось? — бабуля даже дыхание затаила.
— Ничего, — отворачиваюсь, — зачем ты расспрашиваешь? Прям как Данилевский…
— А что ты хочешь, Мартуся? Там ты с таким пылом первому встречному отдаешься, здесь у родного мужа перед носом дверь который день закрываешь. Что он должен думать?
— Это все таблетки… — бормочу, пытаясь сообразить, почему для бабули мой сон про свадьбу остался тайной, раз уж она так хорошо осведомлена? Особенно про мой пыл…
— Марта, не придумывай, это же не таблетки от потенции. От них просто спишь лучше и все.
— Чего ты вдруг за него заступаться решила? — спрашиваю подозрительно. — И вообще ты какая-то странная стала. Твердая, неудобная. И руки у тебя шершавые…
— Похудела я, — сдавленным голосом отвечает бабуля, — переживаю за тебя...
И исчезает.
Поднимаю голову — конечно, никакой бабули нет и в помине, это все мое буйное воображение и склонность болтать по ночам. Меня в детстве даже к врачу водили, но никаких отклонений не нашли. Просто иногда разговариваю во сне, по полночи могу говорить. Потом само проходит.
Когда просыпаюсь, даже не помню весь разговор. Зато вспоминаю, что бабуля говорила про внутренний мир Данилевского. И понимаю, что она права.
Глава 18
Ко мне уже раз десять постучались с самыми разными вопросами — и где я буду завтракать, и не принести ли мне завтрак в постель, и что я именно желаю на завтрак.
Если честно, я надеюсь на завтрак с Данилевским. Все же, в словах бабули есть рациональное зерно. Мне следует получше узнать мужа, а вдруг у нас найдутся какие-то общие интересы?
Сегодня я более придирчиво подхожу к выбору наряда. Бабуля, конечно, утверждает, что Данилевский от меня без ума, но она всегда была известной сказочницей и любила приукрасить реальность еще при жизни. А сейчас ее и вовсе понесло, так что…
Выбираю удлиненное платье с поясом и в крупных цветах. Это из тех, что мы покупали с мамой, я пока не решаюсь надеть подарки мужа — я не привыкла к такой дорогой одежде.
Спускаюсь вниз и узнаю от Селима, что Давид уехал и вернется только к выходным. Просто класс! Вот пусть бабуля теперь только попробует за него заступиться!
Ничего не сказал, не предупредил. Умотал на неделю, и это в медовый месяц! Безобразие какое-то…
О том, что для меня его отъезд оказался новостью, не признаюсь. Деловито хмыкаю, как будто я в курсе, а сама достаю телефон, чтобы написать гневное сообщение. И с отчаянием понимаю, что у меня даже его номера нет. А главное, взять не у кого.
Представляю, как будет потешаться надо мной персонал, если я попрошу у них телефон собственного мужа!
— Так где вам накрывать, в столовой, на балконе или в беседке? — переспрашивает Селим, а я вздыхаю и безнадежно машу рукой.
— Давайте