ее волос. Оба они все еще были слишком разгорячены, чтобы заметить, насколько узкая тахта малопригодна для любовных игрищ.

— Вот мы и стали мужем и женой, — прошептала Оливия, первой нарушив молчание. Вместе с молчанием нарушилось также что-то еще, тот неосязаемый и хрупкий покров близости, заставивший их на время почувствовать себя единым целым. И Оливия впервые пожалела о том, что за всю свою жизнь так и не научилась вовремя придерживать язык.

Но было слишком поздно. Магия развеялась. Все духовное и возвышенное, как будто бы соединившее их, на поверку оказалось пресным и плотским. Они были просто мужчиной и женщиной. Просто случайно оказались на одном плоту в бушующий шторм. И граф перестал играть ее волосами, вздохнул и прикрыл глаза.

— У меня был брат, Оливия, брат-близнец, — невпопад сказал он, еще немного помолчал, собираясь с мыслями, а потом уже не мог остановиться. — Ты, наверное, знаешь об этом, раз уже побывала в комнате, которую я прячу от посторонних глаз. Там сохранился единственный уцелевший портрет нашей семьи. Я не хочу его видеть, но не могу от него избавиться: прошлое держит меня в цепях, как и тебя, дорогая. Моего брата звали Гордон. Мы никогда не были слишком дружны. Наш отец, удивительно мудрый человек, был удивительно плохим родителем. Всю свою любовь и заботу (коих было прискорбно мало) отец распылял на меня, так что брату не оставалось ни капли. Гордон был старшим и наследовал титул, но этого ему было мало: он хотел быть единственным сыном, и в его глазах я был врагом и соперником за внимание отца. Он мне проигрывал, и каждый проигрыш сопровождался истерикой. Только став юношей, брат научился обуздывать свой нрав, и его экзальтированные припадки сменились тихой молчаливой ненавистью. В конце концов, эта ненависть сточила все хорошее, что в нем было. Когда наш отец умер, магия к Гордону, и он решил побороть меня во что бы то ни стало. Из мести он женился на девушке, в которую я был влюблен, и казалось бы, на том он должен был успокоиться, но ничто не могло принести ему удовлетворения. Холод оказался сильнее, чем могло вынести его слабое, себялюбивое сердце. Чтобы спастись от него, чтобы не стать Ледяным, он начал совершать чудовищные злодеяния.

— Ледяными? — нахмурила лоб Оливия, впервые решившись перебить повествование.

Колдблад нежно погладил ее по щеке, девушке показалось, что он снова собирается отчитать ее за нетерпеливость, но мысли графа давно были не здесь.

— Неужели ты никогда не слышала о Ледяных? А о феях? Об эльфах? Раньше магический народец часто являл себя смертным, люди задабривали его жертвоприношениями, умоляя об урожае и благосклонности, смельчаки искали эльфийские пещеры, наполненные драгоценными камнями, барды — секрет музыки фей, раз услышав которую, теряешь рассудок. Человечество сильно изменилось за прошедшие столетия. Люди теперь верят в саморегуляцию природы и не признают вмешательства иного разума. Если только это не разум божественного свойства, — граф ухмыльнулся, и если бы его сейчас видела Ката, она бы нашла явное сходство с Гордоном. — Я не могу сказать, что феи управляют природой, скорее, феи и есть сама природа. Они сотканы из эфирной субстанции, тонкой и легкой, как облако: из магии и стихий. Четыре клана по три месяца управляют миропорядком: клан севера, востока, запада и юга — и несмотря на то, что случаются межклановые войны, этой договоренности уже тысячи лет. Благодаря ей люди знают четыре сезона, вовремя засеивают поля и собирают урожай. Но поскольку мир фей — это мир хаоса, нужен тот, кто следил бы за равновесием и устанавливал порядок. Это делаем мы, Хранители. Все Хранители раньше когда-то были людьми, пока однажды тем или иным способом не стали частью магического мира. Крессентия, Хранительница востока, была похищена прямо из-под венца: восточный клан жить не может без любви и танцев и грешит похищениями юных прекрасных дев. Аурелия, Хранительница запада, была странствующей сказочницей и сама нашла мир фей — редкая честь для смертного. Лео, Хранитель юга, — ребенок, последовавший за музыкой и заблудившийся в лесу. Среди всех, Хранители севера — единственные, кому магия передается через кровные узы, именно поэтому лишь нас величают «королями». Это благодаря особой природе северных фей, Ледяных… Они настолько иные, что о них вообще мало что известно. Высокие альбиносы, от чьей красоты можно ослепнуть, они живут высоко в горах, в расщелинах скал и ледяных пещерах. Они не поют и не танцуют и равнодушны к делам смертных. Лишенные чувственности рабы холода, они не знают ни боли, ни удовольствия. Единственное, что может на короткое время пробудить их чувства, — это сердца людей. Но получить человеческое сердце — задача не из легких. Сердце нельзя забрать против воли, сердце, полученное путем угроз и насилия, спустя несколько дней гаснет навеки. И мой брат, чувствуя, что превращается в Ледяного, пользуясь своим положением, начал охоту за сердцами смертных.

— Те скелеты в подземелье?.. — тихо спросила Оливия, придвигаясь ближе к графу, отчасти чтобы поддержать его, отчасти, чтобы переменить позу, в которой у нее начали затекать конечности.

— Да, — тихо сказал Колдблад, и на миг губы его судорожно сжались, но потом на мраморном лице вновь появилось хорошо знакомое выражение отчужденности. — Ведь что такое ледяное могущество? Чтобы вынести холод, нужны стойкость и мужество, а расшатанная психика моего избалованного брата этому не способствовала. Он обезумел. Настала суровая зима, снег валил не переставая, дороги сковало льдом. А Гордон все рыскал по свету в поисках наивных дам, которые под его чарами с радостью расставались с самым ценным, что у них было. Гордон утверждал, что любил каждую из них, что без любви он никогда бы не смог заставить их воспылать к нему страстью, поэтому изображал глубокую скорбь, убивая апатичные тени и складывая тела в подземелье замка, превратившееся в склеп. Он рыдал, рвал на себе волосы, месяцами не снимал траур. Но каждый раз начинал по новой. Что тут сказать? Паяц обнажил свою суть, шут получил королевские регалии. Брат не мог остановиться: терзаемый мучительным холодом, он пристрастился к живительному нектару чужих сердец. Лишь тут другие Хранители взбунтовались. Феи запада выковали волшебное зеркало, в которое заманили брата. Ледяное могущество по-прежнему было при нем, а значит, мне пришлось, пересекая границы миров, навещать его, чтобы обязанности Хранителя севера оставались исполненными. Мне пришлось сковать свое сердце льдом, чтобы сохранить твердость духа. Это зеркало в комнате за фамильной галереей, и именно поэтому я запрещаю посторонним пересекать ее порог.

— А что будет, если разбить