то, что мы завершили все наши задачи — и чемодан нашли, и студенческую подругу Танькиной мамы.

Пожалуй, есть и положительные моменты от того, что я ввязалась в авантюру с Танькой. По крайней мере, мы весь отпуск живем как будто на бегу с полной загрузкой — я радуюсь, злюсь, обижаюсь. Вот чего мне некогда делать до сегодняшнего вечера, так это скучать.

Пятница

— Тань, — после вчерашнего купания в ущелье горло чувствительно опухло и голос как после хорошей попойки. Мы валяемся в кроватях, и нам совершенно не хочется из них выковыриваться, — ты можешь представить? Сегодня у нас вторая ночь за всю неделю, которую мы провели у себя. Мы с тобой лежим просто так и никуда не торопимся.

— А ты можешь представить, как радуются придурки? — хохочет подруга в ответ, — они должны быть счастливы, всю ночь дрыхли на кровати, а не на полу.

Действительно смешно, но лично меня отсутствие весточек от Антона расстраивает.

— Натусик, хорош валяться. Солнце уже высоко, труба зовет на пляж. Может там уже все успокоилось и можно будет напоследок поплавать. Завтра домой, если не забыла. Надо срочно запасаться впечатлениями.

— Да куда уж больше, — для проформы ворчу я, вставая.

Казалось бы, вот теперь мы точно можем начать беззаботно отдыхать. Все проблемы решили. Хотя, нет! Одно важное дело у нас все-таки осталось. Надо отдать ребятам их вещи. И дело вовсе не в шмотках — мне просто необходимо увидеть Антона. От него нет известий уже сутки, с тех самых пор, как его узурпировала мама, Марина Максимовна. Мне ужасно не хватает его внимательного и заботливого взгляда. Вот сейчас я точно не отказалась бы от его сочувствия. Понимаю, что завтра мы можем расстаться навсегда, но внутри живет надежда, что в Москве все продолжится или, точнее, только начнется.

В последний раз бежим к морю, не сговариваясь, не обычным путем, а по улице, на которой живет Марина Максимовна, и где сейчас, возможно, находится Антон. Танька, размахивая руками, громко рассказывает что-то забористое. Ощущение, что она специально вещает на всю улицу, чтобы «вызвать на бой» Дениса, если он там. Однако, ее верный спарринг-партнер бой не принимает. До боли в глазах вглядываюсь в зеленый участок, но ни маму Антона, ни ребят там не вижу. Жильцы тоже все куда-то исчезли.

Погода кардинально отличается от прошлых дней, и нам следует радоваться, что основной отпуск она нам улыбалась, а клыки припасла напоследок. Прохладный и мечущийся во все стороны воздух еще вчера заставил нас влезть в московские джинсы и кроссовки. Чем ближе подходим к берегу, тем сильнее нападки ветра. На набережной он задается целью свалить нас с ног ну или на худой конец вырвать из рук рюкзачки. Разговор не клеится, потому что орать друг другу приходится во весь голос сквозь шум ветра и разбивающихся о берег волн.

Обычно в последний день отпуска я с грустью оглядываю место отдыха, стараясь запомнить все до мельчайшей пылинки, чтобы потом долго-долго пережевывать воспоминания. Сейчас все не так. У меня есть цель, у меня есть надежда, у меня есть ощущение, что все только начинается, и мне надо постараться, чтобы оно началось как можно быстрее. Как там поет Вера Брежнева? «Я вижу цель, я знаю ориентир» и двигаюсь к ним словно теплодизельэлектроход.

Задумавшись, не замечаю, как оказываемся около Шторма. Время начала завтрака, у нас еще есть шанс застать ребят в номере. Буквально волоку усмехающуюся Таньку в номер наших друзей. Перед дверью ребят мои нервы сдают, и не в силах постучать, сажусь на корточки рядом. Сердце колотится, словно рассчитывает, что его должны услышать внутри номера. Танька, соревнуясь с моим мотором, долбит что есть силы и, не получив ответа, толкает дверь. Заперто. На всякий случай подруга добавляет пару ударов погромче, но уже и так понятно, Антона и Дениса нет в отеле.

— Тань, может, они все-таки у Марины Максимовны? Наверно, парни к ней переехали. Что им здесь оставаться?

— Предлагаешь к ней пойти? «Здрасте, пожалуйста. Мы тут Вашего сына потеряли», — ерничает подруга, — нужны мы ей, как растаявший снег. У них там свои страсти кипят.

— Ну мало ли, она не выпускает его из дома… Может ей плохо стало, и ребята не могут ее оставить…

— Все возможно, Натуль, — скалится Танька над моими наивными надеждами, — но телефон никто не отменял. А они не звонят. Так что все. Забудь. Не хочу тебя расстраивать, но, похоже, Тоху взяли в хороший такой оборот. А он парень мягкий, отвертеться не сможет. Неужели ты думаешь, что маман позволит ему питаться в кафе? Там, небось, для любимого сыночки такие яства готовятся! Никакая Елена не сравнится.

Мы спускаемся на стеклянном лифте. Картина, открывающаяся с высоты третьего этажа на бушующее море, отправляет на второй план все мысли об Антоне. Как же люди рискуют выходить в такую стихию на кораблях? Самые большие и современные суда для моря просто детские игрушки.

— Давай подождем их здесь. Вдруг, и вправду на завтрак придут, — подруга тянет меня к парапету, отделяющему набережную от пляжа, и я скорее догадываюсь, чем слышу ее слова.

— Тань, но там же мокро, — упираюсь я, но глянув в горящие фанатичным светом глаза спутницы, понимаю, что спорить бесполезно.

Через парапет периодически захлестывают основательные брызги от самых больших волн, но Танька не обращает на них никакого внимания. Беснующееся у берега море завораживает, и я тоже не могу оторвать от него взгляда. Вид поднимающейся как будто из ниоткуда взявшейся водяной стены, смешанной с камнями, парализует и околдовывает. С оглушающим грохотом камни с силой швыряются на берег, а вспененная вода, немного успокоившись, но все еще шипя, стекает обратно в море, чтобы вернуться с новой партией камней и с новой силой.

— Наташка, пошли спустимся на пляж, — с ужасом чувствую, что Танька тянет меня к лестнице, перед которой натянута бело-красная ленточка.

— Ты с ума сошла? — вырываюсь я, — тебя прибьет первым же камнем!

— Я же не собираюсь купаться, что я ненормальная, что ли? — вроде бы логично отвечает подруга, продолжая продвигаться вдоль парапета к спуску на пляж, — только попробую фото сделать поближе, пока волны не будет.

У меня уже нет сил отговаривать Таньку и тем более ругаться на нее, все что я хочу, это отбрыкаться. Мне страшно уже не за сумасшедшую фанатичку, а за свою собственную жизнь. Цепляюсь за парапет и изо всех сил молча мотаю головой. Подруга возбужденно хохочет. Наверно,