Вновь кинули жребий, первый поединок выпал мне и Максиму. Тот протянул руку с улыбкой, открытой и дружелюбной, но я-то прекрасно помнил итог нашего прошлого противостояния и не расслабился, лишь ещё больше напрягся. Шансов выстоять под натиском оператора седьмого витка не было ни малейших, это было прекрасно известно нам обоим. И потому Макс не собирался осторожничать и медлить, я же позволить себе промедление попросту не мог.

Бондарь первым обратился к сверхсиле и тем самым дал прекрасную возможность наметить перспективные точки воздействия на свой энергетический канал. Его проекция в моей голове стремительно обрела чёткость, и я остановил выбор на отрезке от входа до разветвления отлично проработанной внутренней сети, собрался.

И тут Савелий Никитич скомандовал:

— Начали!

Я тотчас ухватил Максима под руку и пережал его основной канал сразу в двух местах, надавив всей своей волей на пределе мощности. Соперник рванул с места в карьер, без всякого труда сломал мой первый заслон, взлетел на пик способностей и всей силой врезался во второй барьер, точнее — врезался бы, не сними я его за миг до того. А потом ещё и толкнулся следом, добавив малую толику интенсивности входящему потоку, вместо того чтобы пытаться его остановить, и поддержал покачнувшегося Макса, помог устоять на ногах.

— Что ещё такое? — потребовал объяснений Дыба, когда я отвёл нокаутированного соперника в сторонку и сдал с рук на руки инструктору. — Линь, ты что опять устроил?!

— Да ничего он не устроил! — проворчал Савелий Никитич. — Учишь этих бестолочей, объясняешь — так нет же, вечно норовят выше головы прыгнуть! Надсадился ваш курсант! Сейчас посидит и в норму придёт. У организма пределы сопротивляемости имеются, и на седьмом витке они не так уж и высоки.

— Я в порядке! — заявил Максим и предпринял попытку подняться с лавочки, но тут же уселся обратно.

— Неожиданно, — сухо прокомментировал исход поединка кандидат-лейтенант Вяз.

Савелий Никитич пожал плечами и махнул рукой Поповичу.

— Миша, давай, покажи класс!

И Миша показал. Я изначально ожидал от него какого-нибудь подвоха, поэтому особо не удивился даже, когда не сумел разглядеть энергетических каналов соперника вовсе: вместо чётких жгутов просматривалась лишь мутная мазня. Против кого другого — так себе защита, а вот мне пришлось забыть о точечном воздействии и действовать по стандартным методикам, давить буквально наощупь, а в таком противостоянии всё решала голая мощность. Неудивительно, что проиграл.

И Макс свой второй финальный поединок тоже проиграл; пусть и упирался минут пять, но всё же Поповичу уступил. Когда закончили подводить итоги, победитель подошёл ко мне и полюбопытствовал:

— И что ты с ним такое сотворил?

Я ответил усмешкой.

— А ты как от меня закрылся?

Миша немного подумал и предложил:

— Баш на баш?

— Идёт!

Мы скрепили сделку рукопожатием, условившись встретиться после ужина в библиотеке, и Попович ушёл, а вот я замешкался и — напрасно. Нет, никто не стал ко мне цепляться; мишенью для своих острот Барчук выбрал Максима.

— Ну, Макс?! Ну как так оплошать можно было? — осведомился он во всеуслышанье. — Ну ты что, в самом деле?

— А сам-то? — огрызнулся Бондарь.

— А что я? — невозмутимо уточнил Маленский. — Я только чемпиону проиграл, а ты ещё и этому слабосилку! Мне очков почти как тебе начислили, а по спортивным правилам и вовсе участие в поединке за третье место полагается!

Его вечные подпевалы Боря и Митя согласно закивали.

— Точно-точно! — заявил первый.

— Так и есть! — поддакнул второй.

Макса аж перекосило всего.

— Ну так за чем дело встало? — спросил он. — Вот он — Линь. Соревнуйся!

Тут уже Маленский обратил своё внимание на меня.

— Рискнёшь?

— Делать больше нечего, — фыркнул я.

— Боится! — заявил Боря.

— Ты ему здорово в тот раз навалял! — добавил Митя.

— Да! — веско обронил Маленский, перестал сутулиться и скрестил на груди руки. — Ему я уже навалял. Даже не вспотел.

Максим Бондарь ухмыльнулся.

— Так это у него способности были заблокированы. Иначе бы он тебя порвал. Он — практик!

Услышать такое было неожиданно, и не могу сказать, будто неожиданно приятно. Просто неожиданно.

Подпевалы Маленского расхохотались, а сам Барчук с нескрываемым презрением бросил:

— С дуба рухнул?

— Спорим, в свободном поединке он тебя порвёт? — заявил вдруг Максим. — Давай забьёмся на четвертной, а?

Я не выдержал и спросил:

— Ты как себе это представляешь, Макс?

Бондарь пожал плечами.

— Я со взводным договорюсь, вас без жеребьёвки в пару поставят. Идёт?

— Идёт! — тут же согласился Маленский. — Забьёмся! Только не на четвертной, а на полтинник!

Макс недовольно покрутил носом, но на попятную не пошёл, протянул руку. Ну а я развернулся и зашагал в столовую, поскольку тут от моего согласия или несогласия не зависело вообще ничего. И разом как-то радость от завоёванного второго места поутихла.

Нет, предстоящий поединок с Барчуком меня нисколько не беспокоил — в конце концов, сам с ним разобраться хотел; никак не получалось понять мотивы Максима. Зачем ему это, а? Действительно он полагает, будто мне по силам раскатать Маленского? Или дело исключительно в желании поквитаться за сегодняшний проигрыш, вот и решил стравить нас с Барчуком?

Наверное, я слишком плохо думал о людях, но куда более реальным представлялся именно второй вариант. Такие дела.

На патрулирование выехали в форме и при оружии. Никого взамен выбывшей по болезни Вари нашей команде не придали, на свободном месте разложили брюки, а пиджаки повесили, зацепив плечики за потолочную ручку.

Ещё в комнате я поинтересовался у Василя, к чему такая конспирация, и тот даже выглянул в коридор, прежде чем сообщить:

— Тут краем уха слышал, Зимник в немилости у начальства за какой-то прокол, вот его и поставили курсантов натаскивать. Остальных-то старшины наставляют. Но это строго между нами.

— Да понятно, что между нами! Вопрос в другом: почему сразу в штатском поехать не можем?

— Потому что действуем вроде как не совсем официально. Понял?

Я кивнул. Ну в самом деле — чего тут непонятного? Человек делом заниматься хочет, а не с новичками возиться.

Впрочем, лейтенант ни в коем случае своими обязанностями наставника не манкировал и всю дорогу объяснял, разъяснял и втолковывал принципы патрулирования, а потом ещё добрых полтора часа таскался с нами по центру города и рассказывал, на какие моменты в поведении прохожих следует обращать внимание, разбирал допущенные при проверке документов ошибки и давал дельные советы. И только после этого убрал от лобового стекла табличку «ОНКОР» и скомандовал: