Шатаясь, младший Легран всё же смог добрести до шалаша, где ударился головой о перекладину и с оханьем растянулся на брезенте. Сил у него не было, мир плыл перед глазами. Тут ему в голову пришла дурацкая идея, что надо просто выпить ещё алкоголя, и тогда сразу станет лучше. Он подполз к углу, отогнул брезент и начал долго и нудно рыть правой рукой песок. Дорыв до деревянного ящика, он с трудом отодрал крышку и вытащил бутыль с мутной жижей. Ни грамма не сомневаясь, вытащил пробку и опрокинул в себя, стараясь лить точно в глотку. Затем дёрнул рукав рубашки, оторвал его, разорвал на полосы, смочил их жидкостью и обвязал ими кровоточащую левую ладонь и щиколотку и промакнул шею и виски, которые вновь были украшены царапинами.

Мачете было завёрнуто в мешковину. Надо было только достать его, вернуться к броду и нанести удар по шее. Но Жюльен не мог даже встать, чтобы весь окружающий мир не плясал джигу. Он и сидя не мог ни на чём задержать взгляд. Хорошо ещё, что снаружи становилось всё светлее, и иллюзия силуэта у самого входа в штаб таяла в неровном зареве.

Иллюзия?!

Табео мало того что не умер от удара по голове (было б от чего умирать, Жюльен бил куда слабее сестры), так ещё и дополз до шалаша. Правда, далось ему это непросто, поскольку он был весь в песке, и даже на лицо налипли мелкие белые песчинки. Атлатет показался Жюльену зыбкой тенью из-за того, что плавно шатался, глаза его рассеянно бегали, рот был приоткрыт.

Жюльен замер на некоторое время, а затем быстро потянулся к мачете, но упал. "Ну всё, — подумал. — Вот и смерть пришла".

Табео двинулся вперёд в шалаш, однако тоже упал. И тут до Жюльена дошло: русалки, должно быть, пропускают через себя воду, чтобы получить из неё кислород, как рыбы, хотя сами похожи на тюленей или дельфинов. Когда ром попал в воду и Табео отключился там же, алкоголь вместе с кислородом всосался в кровь, и теперь водный юноша пьян. Вопрос в том, как сильно.

Жюльен передумал тянуться к мачете, а решил Табео связать и привезти к сестре. О том, что скоро будет разгар утра и его груз могут заметить посторонние, он подумать не смог. Верёвка была ближе к Табео, поэтому Жюльену пришлось подползти к нему. Когда он взял верёвку, атлатет приподнялся на локтях и расширенными зрачками покрасневших глаз уставился на того, кого десять минут назад чуть не убил. Жюльен, стоя на коленях, молча обернул один конец верёвки вокруг его запястий и стянул их. Табео не сопротивлялся, просто еле ворочающимся языком спросил:

— Quid nunc facis? (Что ты сейчас делаешь?)

Очевидно, галлийская речь вылетела у него из головы.

— В-вяж-жу т-тебя, — пояснил Жюльен. — Ве-верёвкой. Вот-вот так эт-это делается.

Другим концом он обвязал свою левую руку.

— Ви-видишь?

Табео кивнул.

Жюльен начал наматывать остаток верёвки на атлатета, для чего ему пришлось спихнуть его на бок. При попытке сделать второй виток и привязать руки к корпусу он споткнулся и упал прямо поперёк Табео.

— С-сам не на-на-намотаешься?

Водный юноша отрицательно помотал головой.

— Я не в воде, — напомнил он Жюльену.

— А-а-а-о-от что… Н-ну это легко ис-исправить! — Легран наконец смог встать и, сильно шатаясь, добраться до бутыли, чтобы вылить её на голову Табео, от чего тот мгновенно активизировался и задёргался, натянув верёвку, а поскольку Жюльен сам же привязал себя к пленнику, то он снова упал на атлатета.

— Т-ты неп-неправильно намотался, дай я теб-тебя перевж-ж-жу…

После того как Жюльен раз пять заехал влажными пальцами в жаберные прорези, которые ввиду своей уязвимости являлись интимным местом русалок и их могли трогать только половые партнёры либо же врачи или палачи, Табео уже не смог себя сдерживать.

* * *

Имея возможность просыпаться в своём уютном мягком коконе в проветриваемом и насыщаемым кислородом шатре, надевать свои лучшие туники и тоги, завтракать свежей, обработанной насыщенными солями рыбой с салатом из водорослей и заедать всё желе, принимать воздушный душ, а после обрабатывать кожу слизью моллюсков, пока слуги, бывшие молодыми антресами в отличной форме, которых можно было безо всяких препятствий щупать, бить и кромсать, расчёсывали её густые длинные волосы и удаляли слущивающуюся кутикулу с плавников, Артемида Анасис чувствовала себя, пожалуйста слишком прекрасно для Регины, находящейся в военном лагере на чужой территории. В лагере, где ютящиеся в тесных, затхлых казармах солдаты, бывшие выходцами с третьего яруса, жестоко страдали от жары, солнца и неведомых им кожных болезней. Не говоря о том, что их не выпускали за пределы лагеря во время вне военных действий, а еды им доставалось очень мало. Притом что они были все женщинами, у кого-то дома, во тьме утробы живого города, остались мужья, смотрящие за детьми и пытающиеся хоть на что-то их прокормить в ущерб себе, а кто-то сильно скучал по отцу, под защитой которого было так хорошо и уютно, а теперь они выкинуты в мир в незнакомых водах, где такие же, как они, хотят убивать.

Такова доля антресов: вырастать крепкими, чтобы служить своей архесе, оберегать её детей ценой собственной жизни и здоровья, чтобы в конце концов умереть от ран или истощения. При том, что дочери, едва рождаясь, были уже выше их в иерархии.

Когда Артемида закончила приготовления к новому рабочему дню, который у русалок, как у вампиров, начинался к концу дня светового, к ней в шатёр по приглашению вошла Ахиллея.

— Моя Регина изволила звать меня?

— Да, — лениво зевнула Артемида, перебирая в пальцах нательный крест Мориса. — Мой глупенький сушеходный атлатет не прекращает меня радовать: мы будем изгонять сушеходов с северо-востока. Там как раз находятся поля Трихехо, которые будут раздавлены остовами кораблей и усеяны трупами. — Она откинулась в своём мягком кресле, каркас которого был сделан из створок моллюска тридакны. — Ах, война! Море крови, крики, трагическая смерть, разгул уничтожения! Мы истребим всех, на кого нам укажут, и тогда они перевезут наше оружие на север, где мы обрушим наш гнев на этих изменщиков!

Ахиллея поджала губы и сделала рукой знак говорения. Артемида утвердила его кивком головы.

— Моя Регина, я нахожу эту затею рискованной, в лагерь в наше отсутствие могут напасть, и тогда будет некому управлять оружием. Не лучше ли отказать им? Это ведь всего лишь сушеходы, потомки дикарей, мы сильно унизим себя, если вмешаемся в их войны…

— Вжи-и-и-и-и! — прервала её