Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Здесь нелишне будет иллюстрировать эту характеристику казачьей службы на залогах следующим случаем. В конце апреля 1847 года начальнику лабинской линии полковнику Волкову было сообщено, что Магомет-Амин собирал значительные партии горцев, чтобы пробраться за Кубань. Шейх имел в виду лично стать во главе всего скопища, и поэтому держал в секрете как место переправы чрез Лабу, так и пункт общего сборища после переправы. Ввиду этого по Лабинской линии требовалась особенно сильная осторожность и осмотрительность. Начальник линии приказал запереть станицы, посты и укрепления, прекратить на время полевые работы, остановить движение колонн, усилить дневные разъезды, выставить залоги и посылать на ночь сильные секреты, располагая их непрерывной цепью. Одна из залог, состоявшая из 20 казаков под командой старого и опытного урядника Солодухина, была назначена занять урочище «Дубки», близ устья р. Ходз. Это было очень важное для наблюдения место. Закрытая местность, густой лес и множество длинных кос по Лабе с сплошными зарослями представляли здесь удобства одинаково как для наблюдения за неприятелем, так и для того, чтобы хорошо скрыться этому последнему. Двое суток залога Солодухина стояла на Дубках; днем казаки сторожили свой пост спешенными, держа лошадей в поводу, а ночью напролет проводили в седле. На третий день под вечер один из казаков заметил горцев. Солодухин немедленно послал донесение начальнику линии, а сам, взявши с собою четырех казаков и оставивши остальных на месте, отправился выслеживать неприятеля. Пока заходило солнце, Солодухин успел высмотреть горцев и даже определить приблизительно численность партии в 200 человек. Оставивши на этом новом месте наблюдения двух казаков для надзора за врагом, урядник воротился к команде, послал еще одного гонца к генералу Волкову с добытыми сведениями и переправился с командой за Лабу. Расположивши команду в скрытном месте, сам урядник с двумя казаками стал следить сзади за неприятельским отрядом, переправился вместе с ним через воду и скрылся в лесу. Хорошее знание черкесского языка помогло Солодухину узнать из долетавших к нему разговоров горцев, что в ту же ночь другая партия горцев должна была переправиться чрез Лабу выше Ахмет-горского укрепления. С этими вестями был снова послан казак к начальнику линии. Поручив шести казакам следить за открытой партией, Солодухин с командой остался на броду. Перед светом туман до того сгустился, что всадники с трудом могли различать головы собственных лошадей. Между тем по всплеску воды в реке казаки слышали, что началась переправа через Лабу еще какой-то новой партии. Со стороны казаков требовалась большая ловкость, чтобы определить силы неприятеля, не наткнувшись на него в тумане. «Четыре казака и Солодухин поползли, как змеи, и притаились за камнями и за пнями у въезда. Они насчитали еще до 50 всадников с одним большим значком, почему Солодухин заключил, что это ехал или сам Магомет-Амин, или кто-нибудь из князей, старшин или первостатейных вожаков»[14]. Пославши новое известие в станицу, Солодухин назначил пятерых казаков следить и за этой партией, а сам с остальной частью команды остался на броду до рассвета. Казаки прекрасно проследили движение обоих партий до самой Кубани. Как эти партии, так и четыре других, переправившихся чрез Лабу в иных местах, соединились все вместе на переправе чрез Кубань близ Николаевской станицы и образовали отряд в 2000 человек. Горцы в таком числе нарочито были пропущены внутрь казачьих владений верст за 100 от Лабинской линии. Всем скопищем никем нетронутые черкесы напали на станицу Сенгилеевскую, лежащую в 25 верстах от г. Ставрополя; но здесь они были встречены заранее подготовленными войсками, разбиты и преследуемы за Кубань до Тегеней.
Собственно боевая служба линейного казачества слагалась, как и у черноморцев, с отражения горцев и походов в горы. Трудно сказать, на что больше тратились силы казачества. Набеги горцев, походы русских войск в горы и вообще взаимные столкновения между казаками и горцами были очень часты и повсеместны. И не всегда счастье сопутствовало казаку. Хотя и не часто, но горцам удавалось наносить существенные уроны казачьему населению. Особенно сильно страдали станицы и селения, прилегавшие к г. Ставрополю. Так, в 1807 году партия горцев в 200 человек напала на Сенгилеевку, бывшую тогда еще крестьянским селением. Село было разграблено, 34 человека из жителей были убиты, утоплены и сожжены живыми, 24 ранены и 102 взято в плен; более двух тысяч голов рогатого скота и лошадей также стали добычей горцев. Не прошло и месяца после этого случая, как новая партия горцев напала на Воровсколескую станицу и увела в плен более 200 казаков. Осенью горцы угнали более тысячи лошадей, захваченных по р. Егорлыку, и нанесли значительный урон донцам, пытавшимся отбить лошадей. Вскоре затем (7 ноября) еще одна особенно многочисленная партия горцев, соединившись с кабардинцами, пробралась в Ставропольский уезд и совершенно разрушила богатое селение Каменнобродское, также не бывшее еще тогда казачьей станицей. Горцы произвели страшную резню в церкви, куда укрылась часть жителей; около 130 душ обоего пола оказалось убитыми в селе, 350 человек было уведено в плен, весь скот угнан, хутора сожжены, озимые посевы вытоптаны. Впоследствии, по мере того как усиливалось линейное казачество, такие резкие случаи набегов и грабежи менее удавались горцам. Однако горцы не переставали тревожить передовые станицы вплоть до покорения Западного Кавказа в 1864 году. Чем дальше внутрь гор от Кубани и Лабы распространялась казачья колонизация, тем все в лучшие и лучшие условия становились старые станицы; тяжесть разбойничьих набегов падала на вновь устроившиеся станицы. Горцы угоняли скот, брали в плен население, нападали на казачьи станицы, беспокоили караулы и отряды и вообще с ожесточением уступали каждую пядь своих владений, мстя колонизаторам края при всяком случае. Шпаковский, как очевидец и ближайший участник в этой беспрерывной борьбе казаков с горцами, передает в своих записках несколько очень характерных для описываемого времени случаев.
Однажды во вновь устраивавшейся станице Урупской четырнадцатилетний сын войскового старшины Склярова был послан последним на двух подводах с «драбантой», т. е. казаком-денщиком, за нарубленным для построек лесом. Лес был вблизи станицы. Пока драбант возился с