Я лежала в постели и рассматривала тени, отбрасываемые ночником на потолок. И тут возле двери раздался голос отца. Я инстинктивно вскочила, но потом снова легла, не зная, что делать. Такого никогда не случалось: отец никогда не приходил в мою комнату.

Он прошел мимо меня и сел на постель, потом похлопал по матрасу, приглашая меня сесть. Я села рядом, ноги мои почти не касались пола. Я ждала, что он скажет, но отец молчал. Глаза его были закрыты, челюсть закаменела, словно он прислушивался к голосу серафимов.

– Я молился, – сказал он спокойно и с теплотой. – Я молился о твоем решении поступить в колледж.

Он открыл глаза. В свете лампы зрачки его расширились почти на всю радужку. Я никогда не видела, чтобы его глаза были такими черными. Они казались неземными, были символом духовной силы.

– Господь призвал меня, чтобы я свидетельствовал, – сказал отец. – Он недоволен. Ты пошла против благословения Его, устремившись за знанием человеческим. Гнев Его обрушится на тебя. И ждать этого недолго.

Не помню, когда отец ушел, но он ушел, а я осталась, охваченная страхом. Гнев Божий может обратить города в прах и затопить всю землю. Я почувствовала себя слабой, а потом совсем беспомощной. Я вспомнила, что моя жизнь мне не принадлежит. Меня в любой момент могут забрать из моего тела и унести на небеса, где я предстану перед гневающимся Отцом.

На следующее утро я пришла на кухню. Мама смешивала масла.

– Я решила не поступать в университет Бригама Янга, – сказала я.

Мама подняла голову и уставилась куда-то за мою спину.

– Никогда такого не говори, – прошептала она. – Я не хочу этого слышать.

Я не понимала. Я думала, она будет рада тому, что я покорилась Господу.

Мама перевела глаза на меня. Я не чувствовала силы этого взгляда уже давно, и сейчас он меня поразил.

– Из всех моих детей, – сказала она, – ты единственная, кто должен был вырваться отсюда. Я не ожидала этого от Тайлера, он меня удивил. Но ты должна была. Не оставайся. Уходи. Не позволяй никому встать у тебя на пути.

На лестнице раздались отцовские шаги. Мама вздохнула, глаза ее погасли – она словно вышла из транса.

Отец сел за стол, мама занялась завтраком. Он снова заговорил о либеральных профессорах, а мама размешивала тесто для оладий, периодически невнятно поддакивая.

Без Шона отцовский строительный бизнес рухнул. Я бросила работу у Рэнди, чтобы ухаживать за Шоном. Теперь мне нужны были деньги. И когда отец снова вернулся к своему металлолому, я последовала за ним.

Утро, когда я вернулась на свалку, выдалось морозным, почти как первое. Но свалка изменилась. Побитые машины по-прежнему громоздились кучами, но теперь они были не главным. Несколько лет назад энергетическая компания наняла отца, чтобы демонтировать сотни вышек. Металл отец мог оставить себе, и весь он оказался на нашей свалке – четыреста тысяч фунтов железа. Свалка была буквально завалена металлом.

Каждый день я просыпалась в шесть утра, чтобы позаниматься. Утром сосредоточиться было легче, а к вечеру я совершенно выматывалась на свалке. Хотя я все еще боялась гнева Господнего, но считала, что наверняка не сдам экзамен, так что волноваться Богу будет не из-за чего. А если вдруг я поступлю, в этом явно будет воля Божия.

Экзамен состоял из четырех разделов: математика, английский, физика и чтение. С математикой дело обстояло неплохо, хотя я еще многого не знала. С большинством вопросов практической части я справлялась, но делала это очень медленно. Мне нужно было вдвое, а то и втрое больше отведенного на экзамен времени. Мне не хватало базовых знаний грамматики, хотя я активно училась: начала с существительных и перешла к глаголам и деепричастиям. Физика оставалась для меня загадкой. Единственной научной книгой в моей жизни была детская книжка-раскраска. Из четырех разделов уверенно я чувствовала себя только в чтении.

Конкурс в университет Бригама Янга был большой. Мне нужно было набрать высокий балл – не меньше двадцати семи, а это означало, что я должна была войти в пятнадцать процентов лучших в своей группе. Мне было шестнадцать лет, я ни разу не сдавала экзаменов и лишь недавно начала хоть как-то систематически учиться. И все же я зарегистрировалась на экзамен. Мне казалось, что я бросаю кости – они взлетели в воздух и уже неподвластны моей воле. Бог решит мою судьбу.

Накануне экзамена я не спала. Я представляла себе всевозможные катастрофы и вся горела, как в лихорадке. В пять утра я поднялась, позавтракала и покатила за сорок миль в университет штата Юта. Меня провели в большой зал, где уже сидели тридцать человек. Все заняли свои места и положили карандаши на столы. Женщина средних лет раздала нам задания и странные розовые листы – я никогда таких не видела.

– Извините, – сказала я, получив свой лист, – а что это?

– Это лист для ответов. Здесь ты должна отметить свои ответы.

– А как?

– Точно так же, как и всегда.

Женщина явно разозлилась, ей показалось, что я над ней издеваюсь.

– Но я никогда такого не видела…

Она недоверчиво посмотрела на меня.

– Заполняй кружочек правильного ответа, – наконец сказала она. – Закрашивай его полностью. Понятно?

Экзамен начался. Никогда еще я не сидела целых четыре часа за столом в комнате, полной народу. Шум стоял невероятный, но казалось, слышу его одна я. Я никак не могла отвлечься от шороха переворачиваемых страниц и скрипа карандашей по бумаге.

Когда все кончилось, я считала, что провалила математику и наверняка физику. Ответы мои по разделу «физика» трудно было назвать даже предположениями – случайные кружочки на странном розовом листе.

Я поехала домой, чувствуя себя идиоткой. Не просто идиоткой, а смешной идиоткой. Я увидела других студентов. Они спокойно входили в комнату, занимали свои места и начинали писать ответы – они давно к этому привыкли. Как я могла подумать, что смогу войти в пятнадцать процентов лучших в этой группе?!

Это был их мир. Я потопталась на окраине и вернулась в свой.

Весна выдалась необычайно жаркой. Мы с Люком перетаскивали перекладины – железные балки, которые горизонтально тянулись вдоль крыши. Балки были тяжелыми, солнце палило нещадно. С носа капал пот. Люк снял рубашку и оторвал рукава, чтобы под одеждой гулял ветер. Я и мечтать не могла о столь радикальном решении. Но после двадцатой балки спина моя промокла насквозь. Я вытащила футболку из брюк, чтобы стало попрохладнее, и слегка подвернула рукава – всего на дюйм. Через несколько минут меня заметил отец. Он подошел и одернул рукава.

– Здесь тебе не публичный дом! – рявкнул он.

Я смотрела, как он уходит, и механически, словно не сознавая, что делаю, закатывала рукава снова. Отец вернулся через час. Увидев меня, он замер на месте, не понимая, что делать. Он отдал мне приказ, и я его не выполнила. Он постоял в неуверенности, потом подошел ко мне и резко одернул оба рукава. Не успел он сделать и десяти шагов, как я снова их закатала.