— Что молчишь? — Ник схватил мать за предплечье и сжал его в своей большой ладони.

— Мне больно, Коля, — взвыла мать.

— Николай, — отец было сделал шаг.

— Ты тоже в этом участвовал? — не выпуская мать из захвата, Ник перевел полный ненависти взгляд на отца. — Ну, отвечай! — рявкнул он, на что родитель лишь отвел в сторону взгляд.

БИНГО!

Понимали. Сейчас они все понимали. Смотрели сыну в глаза и не испытывали и толики раскаяния. Не было его во взглядах родителей. И даже сейчас, когда Ник припер обоих к стенке, они, судя по глазам, лишь пытались найти способ выкрутиться, извернуться. И этих людей он называл своими родителями.

— Ну так что, мам? Продолжим играть в гляделки, или ты наконец расскажешь, какого, мать его, черта ты сделала!

— Я сделала то, что должна была, — упрямо поджав губы, выплюнула мать. Она и правда не раскаивалась и даже не пыталась разыграть это раскаяние. Ник бы, конечно, не поверил, но все же. Он вообще никогда больше не поверит этим людям, он больше о них даже вспоминать не захочет.

— Должна была разрушить мою жизнь? — вкрадчиво поинтересовался Ник, прожигая мать убийственным взглядом.

— Она тебе не пара, как ты этого не поймешь!? — заверещала мать, видно, считая, что, повысив голос, произведет на сына хоть какой-то эффект. Не произвела.

— Потому что ты так решила?

— Ты связался с девкой без гроша за душой, с голодранкой, я избавила тебя от ненужных последствий твоей глупой влюбленности. Думала, что избавила, но ты снова вляпался в эту…

— Лучше закрой рот, мама, — сильнее сжав предплечье матери, пригрозил Ник. — Кто ты такая, кто ты, мать твою, такая, чтобы играть жизнями людей? Кто дал тебе право распоряжаться моей жизнью?

— Я твоя мать!

— Ник, — отец все же вмешался, вырвал мать из захвата сына и встал между ними.

— У меня больше нет матери, — прошипел Ник, — и отца тоже нет.

— Я не позволю, слышишь, не позволю тебе с ней связаться! — завопила мать, да так громко, что у Ника практически заложило уши.

— Замолчи, — приструнил он, — истерики отцу устраивать будешь, на меня они давно не действуют. И в мою жизнь ты больше не влезешь…

— У тебя есть законная супруга, Николай, я скорее умру, чем допущу, чтобы ты снова связался с этой девкой. Я ее уничтожу, пущу ее голой по миру и выродка ее…

Ник сам не понял, как оттолкнув отца, оказался возле матери.

— Ты сейчас моего сына выродком назвала? — прорычал он, схватив мать за горло. — Только дай мне повод, мама.

А потом отпустив, обратился к обоим.

— Я больше не хочу о вас даже слышать, и не дай Бог кто-то из вас протянет руки к моей семье, оторву к чертям собачьим и закопаю.

Охнув, мать театрально схватилась за сердце и осела на стоящее позади кресло.

— Прекрати клоунаду, — выплюнул Ник. — Впрочем, если помрешь, пришлю открытку.

— Если ты сейчас отсюда уйдешь, можешь забыть о доле в компании, — пригрозил отец, видимо поняв, что Ника сейчас не остановить.

— Мне твоя компания ни в одно место не всралась, — отмахнулся Ник.

— Ты пожалеешь, думаешь, сможешь удержать бизнес наплаву? Мне стоит сделать только пару звонков и…

— Рискни, — перебил его Ник, — и я посмотрю, как ты пойдешь … Только дай мне повод, — повторил он слова, сказанные матери, — и старость вы будете встречать не в роскошном особняке, а в бараке на отшибе, или за решеткой. Я давно вырос, и у меня тоже есть связи, а еще знания и, поверь, пап, если ты сядешь, совесть меня не замучает.

Он не стал давать отцу возможность ответить, только бросил на родителей презрительный взгляд, сплюнул и покинул их дом, пообещав себе раз и навсегда вычеркнуть из жизни этих людей. А потом долго катался по городу, наматывая круги и совершенно не понимая, как исправить то, что натворил. Спустя несколько часов он снова оказался во дворе дома Ани. Вышел из машины, прошел в подъезд, поднялся на нужный ему этаж и застыл у двери, не решаясь постучать. Он вообще не имел права здесь находиться и не знал, что скажет ей, когда она откроет дверь.

Скативишись по стенке у двери Ани, Ник вытянул ноги и спрятал лицо в ладонях.

— Я исправлю, я обязательно все исправлю, — пообещал он шепотом в пустоту.

Глава 20

Аня провела тяжелую ночь. Слишком тяжелую, наполненную кошмарами, что преследовали ее из прошлого. Так просто и так сложно. Все оказалось именно таким.

Не может быть, что лучший друг был способен на такую мерзость. Господи, да сколько же ему заплатили? Что пообещали? Что преподнесли за так удачно выполненную работу? В уголках глаз то и дело собирались слезы, Аня поверить не могла, что бывший лучший друг был на такое способен. В голове не укладывалось. Но хуже всего, что с ней уже произошло, был разговор с Ником, потому что при всех переменных, для Ани было ясно одно: Варшавский сбежал, не разобрался, а подло сбежал, и на этом все. Все, что можно было бы обсудить, он одним махом смел.

Как нечто абсолютно незначительное, ненужное. Словно она для него ничего не значила на самом деле. Как такое возможно? Почему так легко удалось вычеркнуть ее из жизни, если верить словам мужчины о том, что он так ее любил?

Когда любят — борются. Когда любят — разбираются до конца и боятся потерять, а он списал ее со счетов. Плевать, что там было. Главное, что он просто ушел. Взял и потерял девушку навсегда.

В голове вновь и вновь прокручивались болезненные мысли, что накручивали нервы Ани на железный прут. Он-то точечно и колупался у нее в сердце, словно нарочно пытаясь причинить еще большую боль, но больнее некуда.

Ее душа и так была словно решето, а сквозь него просачивалась лава, опаляя грубые края. Отпечатывая в памяти Ветровой самые сложные и болезненные воспоминания. Все самое прекрасное и самое ужасное было связано с Варшавским, и это чертовски несправедливо.

Но несмотря на всю боль, страдания, унижения, она все равно была Нику благодарна.