Внезапно она стала отчужденной и помрачнела. Он протянул руку и коснулся ее локтя. Она тихо вскрикнула и отпрянула от него, бросив на него дикий взгляд.

– Что еще? – спросил он. – Расскажите мне, что вам известно.

Она подошла к закрытому окну и замерла. Он испугался, что она откроет жалюзи и выбросится наружу. Однако она повернулась к нему лицом: зверек, загнанный в угол, – и бросила в него слова так, как могла бы бросать камни в свору бешеных псов:

– Он не может достать драконью кровь и поэтому возьмет твою! Он сожрет тебя, как сжирает все живое, что оказывается рядом. Сжирает и губит ради своих черных намерений!

Ее слова превратили немыслимое в нечто такое, с чем ему было необходимо бороться. Леденящий холод медленно наполнил его душу, вытекая из костей. Когда он заговорил, его голос звучал выше, чем обычно, будто воздух не до конца заполнял легкие.

– Ничего не получится, – выдавил он с отчаянием. – Я простой человек, как и вы. Моя драконица меня изменила, но я не дракон. Выпьют ли мою кровь, съедят ли плоть – это ничего не даст. Герцог неминуемо умрет.

До него наконец полностью дошло, что за судьбу ему уготовили. Поначалу он не понимал, зачем перед его продажей у него взяли образец мяса и кожи. Тогда он подумал, что это банальное доказательство того, что он покрыт чешуей. Рана на плече до сих пор кровила, и чистый бинт, которым его перевязала дочь герцога, успел промокнуть. Он считал, что она заживает, и не обращал на нее внимания, но эта особа сорвала толстую болячку, под которой обнаружилось гнойное воспаление. Он поморщился, вспомнив, как отвратительно пахло от раны.

Туманные намеки герцога прежде ускользали от понимания Сельдена. Но теперь он узнал правду. Молодая женщина, которой доверили заботиться о нем, была твердо намерена просветить Сельдена насчет его трагической участи. Она внимательно смотрела на него издали, а потом вдруг успокоилась – так же неожиданно, как обратилась в испуганное бегство. Она вернулась обратно, уселась рядом с диваном, где сидел Сельден, и тихо произнесла:

– Герцогу известно, что твои плоть и кровь не будут ему настолько полезны, как драконьи. Но его это совершенно не беспокоит. Он безжалостно растратит тебя, использует как временное средство, чтобы поддерживать в себе жизнь, пока не достанет истинного лекарства.

Она поджала губы и расправила на Сельдене одеяло, а потом безнадежно махнула рукой.

– И поэтому я должна вылечить твою инфекцию, отмыть тебя и давать тебе побольше еды и питья, как будто ты теленок, которого готовят к закланию. Видишь ли, мы оба – его скотина. Невольники, которых можно использовать как ему захочется.

Он всмотрелся в ее лицо, ожидая увидеть гнев или хотя бы слезы. Однако оно превратилось в деревянную маску, застывшую перед кошмаром безнадежного будущего.

– Чудовищно! Как вы можете смиряться с тем, что он делает со мной? И с вами?

Она с горьким смешком съежилась на деревянной табуретке и обвела взглядом маленькую комнатушку. Помещение было уютно обставлено, но решетка на окне и массивная дверь говорили о том, что Сельден угодил в позолоченную клетку.

– Я такая же пленница, как ты, и такой же человек, как ты, – если верить твоим словам. Для отца это не важно. Он сожрет нас обоих. Я – взятка, которую он обещает Эллику в уплату за его мерзкие услуги. Канцлер делает все возможное, чтобы сохранить жалкую жизнь герцога. Меня мало утешают твои заверения, что если он тебя съест, то он долго не продержится на белом свете. – Она посмотрела вниз и уныло призналась: – Когда-то я планировала пережить его, а потом объявить себя законной наследницей. Все мои братья погибли – либо от руки отца, либо от кровавой лихорадки. А я – старшая из сестер и единственная, кого не выдали замуж в обмен на что-либо ценное. После его смерти трон должен принадлежать мне.

Он недоверчиво покосился на нее:

– А его аристократы поддержали бы ваши притязания?

– Это была глупая мечта, – ответила она. – Те, кого я пыталась привлечь на мою сторону, в итоге оказались абсолютно бессильны. Я просто фантазировала, чтобы придать цель и на-дежду своему существованию. Теперь у меня ничего нет. У меня даже нет возможности связаться с теми, кто разделял мои амбиции. И мне остается только утешать себя мыслью о том, что он ненамного меня переживет… если переживет вообще.

Сельден нахмурил лоб.

– Но вы – молодая женщина! – воскликнул он.

– У дочери моего отца жизнь могла быть долгой, а вот у жены Эллика, по-моему, вряд ли. Его последняя супруга подарила ему наследников, принадлежащих к благородному роду. Он удовлетворился результатом, а затем ее жизнь оборвалась. Ему понадобится от меня один-единственный сын, чтобы установить регентство, против которого не будут возражать остальные аристократы. Я уверена, что именно из-за этого его первая жена умерла столь неожиданно: она освободила место для меня. – Дочь герцога внимательно посмотрела на Сельдена. – Я не была с ней знакома, но я оплакиваю ее. Ее труп едва начал разлагаться в могиле, а Эллик уже готов взяться за меня. Нет. Меня сожрут точно так же, как и тебя. Но, как мне сказали, лишь после того, как я восстановлю твое здоровье. Итак, дорогой, тебе следует есть.

Ее тон стал неестественно веселым, а в ее взгляде появились смешливые искорки над их общей трагедией.

Она поднялась и принесла к дивану изящный столик. На нем оказался поднос с большой закрытой миской и двумя емкостями поменьше. Женщина подняла крышку с миски. Сельден воззрился на гору сырого мяса, нарезанного на крупные куски. У него вырвался невольный возглас отвращения.

– Разве ты не голоден? – удивилась она.

– Если бы оно было приготовлено, – с трудом проговорил он.

При мысли о еде его рот наполнился слюной, но кроваво-красные куски были напоминанием того, что ждет его самого. Сельден отвернулся, судорожно сглатывая. Пробуждающийся голод вызвал у него тошноту.

– Ничего, я все исправлю, – вымолвила она, и впервые в ее голосе не звучала затаенная горечь. – Я поджарю его здесь, на огне, и буду рада доесть то, что ты оставишь. Мой отец считает, что женщинам не подобает употреблять в пищу мясо. Вот моя трапеза. – Она сняла крышки с двух других мисочек. В одной оказалась каша, в центре которой еще не до конца растаял щедрый кусок сливочного масла, а во второй – груда вареных овощей, оранжевых, желтых и зеленых. Когда Сельден их увидел, у него в животе громко забурчало. Домашние запахи вареной репы, моркови и капусты чуть не вызвали у него слезы.

Кассим помолчала и предложила:

– Если мы разделим еду, тут будет достаточно, чтобы мы оба хорошо поужинали.

Она говорила неуверенно, потупившись.

– Пожалуйста! – взмолился он, и в этом простом слове было нечто такое, что вызвало у нее на лице тень робкой улыбки.

– Пожалуйста, – изумленно повторила она и вскинула на Сельдена глаза. – Да. И с благодарностью.