голода, холода, без медицинской помощи. «Всем им, конечно же, повезло: вовремя эвакуировали с театра военных действий, переправив в шталаги, расположенные на территории Германии, Франции, Норвегии, Генерал-губернаторства, – пишет историк Олег Лейбович о пленных 41-го года. – Но кроме удачи, было и другое – огромная воля к жизни, способность удержаться на самом краю: не умереть от голода, не заразиться тифом, не погибнуть от воспаления легких, с достоинством принять судьбу и не надеть форму вражеской армии».

Самым близким Кривоногову из этих закаленных, все испытавших людей был Владимир Соколов, они подружились еще в Нацвейлере. Тот оказался там из-за побега из лагеря для военнопленных, куда попал в августе 1941 года.

К побегу готовились тщательно. «Володя Соколов где-то стащил толстые резиновые перчатки. Кто-то раздобыл клещи, которые могли нам понадобиться при прорыве через проволоку. Все было тщательно спрятано в земляном бомбоубежище». Планировали бежать на лодке, но планы изменились после встречи Кривоногова и Соколова с новым заключенным, прибывшим в ноябре 1944 года с транспортом из Заксенхаузена.

«…Эти двое предложили мне бежать с острова на лодке, – вспоминал об этой встрече Михаил Девятаев. – Я отверг это предложение. Если даже и удастся достичь на ней материка, то выходить-то нам все равно придется на вражеский берег. Тут только единственное разнообразие – где тебя расстреляют, на острове или материке. Если бежать, то надо на самолете, а для этого надо подыскать летчика. Я сказал, что есть один у меня на примете.

– Так где твой летчик? Чего это ты нас за нос водишь? – вспылил Иван. – Время зря теряем!

– Летчик есть, но он летал только на советских истребителях, ему надо приглядеться к немецким машинам.

– Ага, а потом у немцев самолет напрокат попросить, да еще и инструктора к нему, – съязвил Иван. – Мы ему постараемся помочь. Только быстрей нас с ним сведи.

И тут я не выдержал:

– Я летчик!»

Кривоногов: «На первый взгляд он мало произвел на меня хорошего впечатления. И я невольно подумал, что он такой же летчик, как я слесарь. Скелет, обтянутый кожей. Предполагал встретить здорового крепкого парня, а этот доходяга. На что он способен?» К тому же не ясно было, можно ли ему доверять – «немало погибло наших людей через предательство». Девятаев «наружным видом не внушал доверия», но, когда он рассказал о себе, о попытке побега из лагеря Заксенхаузен, Кривоногов ему поверил. «Я, как старый каторжник, умел опознавать людей, а Михаил убедился во мне по другим обстоятельствам».

По каким же? Между ними было много общего, начиная с возраста – ровесники, год разницы. Оба офицеры (тогда еще «командиры»), оба родом с Поволжья. Кривоногов рассказал ему о боях на границе, о своей неудачной подготовке побега из лагеря для военнопленных. От Девятаева он узнал о том, что было в его отсутствие, и в том числе о введении офицерских званий, тот ведь до середины 1944 года был на фронте. «Нам все было интересно… И с этого момента мы стали неразлучными друзьями».

Сбитый летчик

«Девятаев Михаил Петрович, 1917 года рождения, уроженец Мордовской АССР, ст. Торбеево, мордвин, образование среднее, бывший член ВЛКСМ, в Красной Армии с 1938 года, старший лейтенант-летчик, командир звена, в плену у немцев с 13 июля 1944 года. <…> В 1939 году окончил Чкаловскую школу летчиков-истребителей. Воевать начал с первых дней войны, летал вначале на ночном бомбардировщике По-2, а затем на истребителе «Аэрокобра». В июле 1944 года в районе Львова во время воздушного боя был сбит, выбросился с парашютом в расположение немецких войск и захвачен в плен. Будучи пленным, Девятаев как летчик подвергался неоднократным допросам» (Справка от 8 февраля 1945 года «О приземлении немецкого самолета «Хейнкель-111» в расположении 311 стрелковой дивизии» за подписью начальника отдела контрразведки Смерш 61-й армии полковника Виктора Мандральского).

Из справки выпало то, что происходило с летчиком в промежутке между 1941 и 1944 годами. Он участвовал в советско-финской войне, воевал с первых дней Великой Отечественной, сбил девять вражеских самолетов. В сентябре 1941 года сам был подбит и, раненный в ногу, несмотря на боль и потерю крови, довел машину до аэродрома. Его отправили в тыл, а после выздоровления – в Высшую специальную школу Генштаба в Казани. Но Девятаеву, по его собственному признанию, там было скучно, и в начале 1943 года он добился отчисления, после чего попал в санитарную авиацию. За эвакуацию в тыл 140 раненых Девятаев получил два ордена – Красного Знамени и Отечественной войны II степени. Год спустя, весной 1944 года, Девятаев случайно повстречал старого знакомого – известного летчика-истребителя Владимира Боброва и по его рекомендации был принят в дивизию еще более известного Александра Покрышкина, тогда дважды, а впоследствии трижды Героя Советского Союза. Летал с мая 1944 года до 13 июля, когда «Мордвин» (таким был его позывной) последний раз вышел на связь, после чего был записан «пропавшим без вести».

Во время воздушного боя – в ста километрах от того места, где охранял границу Иван Кривоногов, – самолет Девятаева был сбит. Рассказывая об этом, Девятаев всегда подчеркивал, что, выпрыгивая с парашютом из подбитого самолета, он ударился головой о стабилизатор и попал в плен без сознания. Ни на йоту не сомневаясь в его рассказе, тем не менее замечу, что он не мог не знать – тогдашний уголовный кодекс предусматривал «за сдачу в плен, не вызывавшуюся боевой обстановкой» расстрел с конфискацией имущества.

Потерял сознание, а очнулся уже в плену, в землянке лагеря для военнопленных среди других пленных летчиков, – так Девятаев описывал дальнейшие события в своей книге. На допросе в контрразведке после приземления (протокол подписан следователем отдела контрразведки Смерш старшим лейтенантом Потокиным) он тоже упоминал землянку: «Меня сразу (после того, как он спустился на парашюте. – Л. С.) отнесли в землянку и угостили компотом». Но только то были никакие не «другие пленные летчики». «Когда я пришел в себя, то около меня были немцы и русские, служившие в русской освободительной армии».

Русская освободительная армия (РОА) под командованием генерал-лейтенанта Андрея Власова, имевшего звание Героя Советского Союза, формировалась главным образом за счет вербовки солдат и офицеров среди военнопленных и угнанных на работу в Германию. Правда, в июле 1944 года власовской армии как таковой еще не существовало, но все так называемые русские добровольцы, служившие в составе германских вооруженных сил, считались военнослужащими РОА и носили на рукаве шеврон с ее эмблемой. Возможно, Девятаева угощали компотом бывшие советские летчики – в люфтваффе было несколько подразделений, целиком из них состоявших.

Продолжу цитировать первые после плена показания Девятаева: «Затем привезли немецкого летчика, которого я сбил в воздушном бою и который так же выпрыгнул из самолета на парашюте». О чем говорили между собой