Гальве, мне и Норригаль, но тут в разговор вступил капитан, в первый раз после «Затычки».

– Эй, – окликнул он меня. – Еще раз, откуда именно в Гальтии ты родом, черноязыкий?

– Из Плата-Глурриса, – ответил я.

Он хмыкнул и кивнул, подмигнув мне, как будто слышал это название раньше. Хотя в то время я думал, что это просто сраное притворство, все равно что сказать «ага», когда спрашиваешь чужеземца о его родном городе, а он в ответ бормочет что-то непроизносимое. А потом он обратился ко всем нам.

– Вы готовы к плаванию? – сказал он с легкой усмешкой, словно уже наслаждался картиной, как одного из нас или всех троих сразу, перегнувшихся через борт, выворачивает при первом же ударе непогоды.

– Все готово, все в лучшем виде, рвемся рассекать волну, – ответил я.

– Отлично! – рявкнул он, хлопнул меня по плечу и отошел.

Насрать ему было на нас, и он даже не пытался скрыть это.

Но возможно, все складывалось не так уж и плохо.

Мы рассчитывали добраться до Молровы за две-четыре недели, в зависимости от того, сколько продлится охота на китов. Пусть даже холод в животе предупреждал меня, что мое везение на исходе. У меня не было выбора, только ждать, чем все закончится. Разве со мной никогда прежде не случались времена невезухи?

Нам выделили крохотную конуру в трюме, рядом с большими пустыми бочками, которые потом зальют топленым жиром или спермацетом, если поймают рыжего или тупоголового кита. У нас были гамаки и один сундук на всех для хранения продуктов. А еще маленький столик из серого дерева, на котором можно было сыграть в «Башни» или в кости. Остальная команда спала в гамаках, в общем отделении трюма, фактически на голове друг у друга. Только капитан и первая помощница имели отдельные каюты. Я как раз подумал о том, что могу дрыхнуть хоть целый месяц, как вдруг услышал знакомый голос:

– Здесь кто-то сказал «Плата-Глуррис»?

«Ох, срань!» – подумал я, сразу не сообразив, почему мне так не понравился этот голос. Обычно я в таких случаях просто опускал голову и проходил мимо, но здесь некуда было бежать и негде спрятаться. Я поднял глаза и встретился взглядом с крепким мужчиной лет тридцати. У него не хватало двух пальцев, а на лице был шрам в виде серпа – явно от гоблинского укуса. Он смазывал чудовищно острый зазубренный наконечник гарпуна. Мужчина усмехнулся, увидев меня, и чужак наверняка решил бы, что это дружеская улыбка. Но так улыбается змея, перед тем как проглотить мышь. И между его зубами виднелся кончик черного как смоль языка.

Он знал меня.

Знал меня всю жизнь.

И всю жизнь ненавидел.

22

Везение слепого кота

Летом 1224 года, когда коронованные вожди мира скармливали людей гоблинам при Голтее, последнюю волну подростков собрали для обучения военному делу. Целый год их учили строить стену из щитов, метать копья, стрелять из лука и быстро маршировать.

Во время Войны молотильщиков – второго столкновения с гоблинами – люди поняли важную вещь: Орда с легкостью перебьет армию необученных крестьян, вооруженных только дубинками и вилами, сколько бы солдат в ней ни было. За время этой войны с 1210 по 1217 год мы потеряли девять мужчин из десяти.

Я родился в первый год этого бедствия.

Когда вербовщики заявились в Плата-Глуррис, мне было четырнадцать.

Разразившуюся в это время войну назвали Войной дочерей, потому что, кроме дочерей, не осталось почти никого, кто еще мог сражаться. Мальчишки моего возраста были самыми старшими и в конце концов тоже отправились вместе с сестрами, матерями, тетками в огромную армию, объединившуюся против гоблинской Орды. Эти новые отряды антерцев, холтийцев, брайсийцев, галлардийцев, спантийцев, ганнов, средиморцев, вострийцев, а также вассалов из Странных городов Истрии и Бельтии назвались Лигой славы. Но богам не нравятся такие штуки, они любят сами решать, кто достоин славы. Так и вышло, все почести достались червям.

Даже из этой последней волны подростков, которые с помощью корвидов и неподжигаемых кораблей из родникового дерева все-таки отогнали гоблинов обратно на их родину, бо́льшая часть не вернулась назад. Дело в том, что гоблины пользовались ядом. Они бросали в бой огромных, слепых как кроты, бледноликих гхаллов, выращенных в подземельях рабами-людьми, и обезумевших от боли кабанов размером с доброго пони, с шипами на доспехах, направленными как наружу, так и внутрь. Они применяли качающиеся частоколы и град стрел.

Гоблины напускали на нас болезни.

Напускали страх.

Король Конмарр отправил скрепленные печатью декреты во все города всех трех своих королевств: сам Холт (также именуемый Западным Холтом), Северный Холт и Гальтию. Он поручил местным герцогам разослать вербовщиков, которые должны были набирать солдат. Отказавшихся считали предателями. За каждого сбежавшего вербовщик платил штраф из своего кармана. Вербовщики не были людьми благородного происхождения – обычные деревенские жители из тех, кого хорошо знали и уважали, например старосты. Не такие бедные, чтобы им нечего было терять, но и не настолько богатые, чтобы штраф не навредил их благополучию.

За месяц до последнего призыва Гильдия Берущих тоже прислала в Плата-Глуррис своего вербовщика. Его звали Каванмир, и никто в мире не умел лучше его воспевать жадность, предательство и дезертирство.

Послушайте его увещевания, как я сам их запомнил:

Это не твоя война, Кинч, не твоя! Только не подумай, будто бы я не хочу, чтобы мы победили этих злобных мерзавцев. Я ведь такой же человек, как и ты, верно? Просто каждый из нас получает от богов свой дар, не такой, как у других. Возьмем, к примеру, вашу Босоногую гвардию, гордость гальтской пехоты. Они такие крутые, что ходят без обуви и по снегу, и по камням. Лучшие копейщики во всем мире людей, так ведь? Это их дар, милостью богов, их сила и воинская доблесть. Они готовились держать копье еще в утробе матери, их легкие от рождения приспособлены к волчьему вою вашего Солграннона – Окровавленной Морды, бога войны. Но ты? Ты же человек Лисьей Лапы, верно? Избранный Фотанноном для более тонкого искусства. Мне кажется, так и есть. Я помню, что твоего брата отправили за воровство на монетный двор и там он оглох и стал калекой. Но что он пытался украсть? Не отвечай, я сам знаю. Все знают. Дать себя искалечить из-за куска крашеной ткани – удел жалкого неудачника, плывущего по течению. И вот теперь он идет на войну. Но ты не обязан плыть по течению.

Ты не обязан отозваться на призыв, отправиться к какому-нибудь Голтею или Орфею и умереть ни за