в тюрьме, арестантом его травят, учиться ему нельзя — надо деньги зарабатывать. Но все равно из него слезинки не выжмешь.

И Яночка почти не ревет. А ведь ей тоже нелегко: все играют, а ей надо стряпать. И Колька уехал…

— Чего же я-то реву? А вот не буду больше! Ни за что и никогда! Буду терпеть!

А смогу ли?

Надо проверить!

Положил левую руку на стол да как стукнет по ней линейкой! Ох, и больно же! И слезы подходят.

Но все равно не зареву, вытерплю!

И вместо того, чтобы реветь, Мишка затянул песенку:

⠀⠀ ⠀⠀

Катя, Катя, Катенька,

Что танцуешь, Катенька?..

⠀⠀ ⠀⠀

Поет жалобно, растягивает:

⠀⠀ ⠀⠀

Ка-а-а-тень-ка-а…

⠀⠀ ⠀⠀

Еще больно, и слезинка выкатывается, но уже почему-то смешно-смешно.

И Мишка залился на всю квартиру.

Смеется и в то же время думает: теперь у меня больше никто слезинки не выжмет! Даже старый черт не выжмет!

Вот как надо!

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Мишка и жадные купцы

⠀⠀ ⠀⠀

Солнце на лето, зима на мороз! До того холодно, что на улицах пусто.

Только извозчики толкутся на перекрестках, топчутся у саней, хлопают рукавицей по рукавице, чтобы согреться, ждут седоков.

А седоков все нет и нет!..

Можно добежать до Соборной площади или поближе — до Стефановской церкви. Там как будто повеселее: офицеры учат солдат.

Но если подойти совсем близко, сразу поймешь, что и тут совсем невесело.

Солдаты уже не прежние. Теперь они сердитые или унылые.

Их учат, чтобы послать на войну. А на войну никто не хочет…

На улице плохо, но и на дворе не лучше. Сережка все бегает — зарабатывает. А другие ребята или в школе, или сидят — готовят уроки.

А Мишка не учит уроков. Он уже все знает, чему учат в первом классе.

Чем же заняться?

С горя Мишка выпросил у Тольки задачник и стал решать все подряд: пригодится в следующих классах.

Дело шло. Но очень надоели жадные купцы. Они попадались Мишке на каждой странице, почти в каждой задаче. Они всё время что-нибудь покупали или что-нибудь продавали. Покупали — дешево, продавали — дорого. А Мишке приходилось подсчитывать, сколько они наживали на каждой купле-продаже.

Купцы смешивали цыбик дорогого чаю с десятью цыбиками дешевого и наживались на этом.

Купцы подмешивали пять берковцев плохой муки к двум берковцам хорошей и снова выгадывали себе в карман.

Купцы давали взаймы 100 рублей, а назад требовали уже 108, или 110, или даже 126 рублей. А Мишке снова и снова приходилось высчитывать, какую прибыль они получили.

Даже ночью, во сне Мишке стали надоедать эти жулики купцы из задачника Вишневского.

Но страшнее всего купцы были не во сне и не в задачнике, а наяву — в городе. От них не было спасения ни в комнате, ни на улице!

— Мука-то! Мука-то! Уж до пяти рублей дошла! — скажет тетя, вернувшись с базара. Мишка услышит и соображает: значит, какой-то купец купил эту муку осенью задешево, а теперь продает втридорога — наживается.

Совсем, как в задачнике, но хуже! Ведь это он взаправду, на самом деле наживается. И на Мишке наживается, и на Сережке, и на Тоське, и на Яночке. И раз хлеб дорог, им приходится есть поменьше, недосыта. Вот что делает с ними купец!

— Рыбу-то теперь не укусишь — шестнадцать рублей! — услышит Мишка на улице и снова соображает. Значит, какой-то жадюга-купец купил эту рыбу у рыбака рублей по шести, а продает уже по шестнадцати! Вот и получается, что не укусишь!

Если дома нет сахара, если приходится пить чай «вприглядку», тут тоже не обошлось без купца, без лавочника. Сахар, конечно, где-то есть, да его не продают, держат, набивают цену.

В задачнике купцы — на каждой странице, а в городе — на каждой улице. И уж раз купец, лавочник, значит, дом у него каменный или полукаменный, и в доме магазин или лавка с железной, как в тюрьме, дверью. И все это нажито!

Но и без купцов вроде нельзя: где же тогда все покупать?

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

15

⠀⠀⠀ ⠀ ⠀ ⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Три курицы

⠀⠀ ⠀⠀

Мишка никак не может понять, почему тетя — Евдокия Евсеевна — не сделалась купцом? Ведь у нее такие же загребущие руки!

Пришла как-то к ним знакомая баба из Тиминцев (Тиминцы от города — три версты). Пришла, принесла три курицы.

— Голубушка! Продаешь курочек? — спросила тетя противным масляным голосом.

— Продаю!

— А почем?

— Вот почем!

— Что ты, любонька? Почему так дорого?

— Так три куры-ти!

— Ну, где же три?.. Вот эта, рыженькая, это еще кура. Ну, и белая для счету сойдет. А что уж серенькая, так какая же эта кура? Воробей, а не кура! Заморыш!

Стали торговаться, через час сговорились.

Тогда тетя в квартиру номер четыре — к Маевским:

— Полина Алексанна! Вы проснулись, золотко? Я не побеспокоила? Тут трех курочек принесли. Может, возьмем на троих: вам, мне, Марье Иванне?

Вышла заспанная Полина Александровна, Колькина злая мать. На ней расписной халат, а в прическу смешно вкручены какие-то бумажки. Она теперь опять ничего не делает по дому. Они взяли денщика вместо Кольки. Он им и самовары ставит, и сапоги чистит.

И случается — ему тоже попадает. А он терпит, чтобы его не послали на фронт, на войну.

Вышла она, посмотрела, прищурилась:

— Ну, что ж? Давайте возьмем!

Маевская заплатила за себя, а тетя — за себя и за Мишкину маму. Значит, будет у Мишки суп с курятиной.

Но почему она так раздобрилась — даже за маму платит? — подумал Мишка. — Конечно, мама ей отдаст, но, все-таки, почему?

Но сейчас же стало все понятно.

Баба собрала деньги и ушла.

А они все стоят и смотрят на кур. Вдруг тетя цап рыжую курицу, самую большую:

— Я, пожалуй, вот эту возьму!

Маевская скривила губки и скорее хвать белую:

— А я — вот эту!

А для Мишкиной мамы остался серый заморыш… Воробей, как говорила тетя, когда торговалась.

А платить всем одинаково!..⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Царь пошатнулся

⠀⠀ ⠀⠀

Ночью надо спать, а Мишке не