— Но остается Эрдан, — подал голос юный Аргус.

— Ненадолго, милый, сейчас он подобен новорожденному. Его силы скованы, спасибо этому полоумному старику… Как твоя спина, дорогая? — заботливо посмотрев на дочь, поинтересовалась женщина.

— Уже лучше, просто несчастный случай. Следовало быть осторожнее при работе с материалом, что дал отец. Больше этого не повторится.

— Именно так, Джемма, ошибки не должны повторяться, — кивнула Филиция, явно подразумевая нечто большее под этой фразой. — Как только Рэйн умрет, нам надо действовать очень быстро. Ваш отец позаботится о Димитрии и вашем брате, — последнее слово она особенно выделила, будто говоря о чем-то недостойном ее внимания и вовсе. — Ты же, мой дорогой, — ласково взяв сына за предплечья, обратилась она к Аргусу, — займешь место, которое по праву крови должно быть твоим. Пусть ты будешь для них Ариен, но для меня и твоего папы ты всегда — наш первенец, наш наследник…

Рэйн слушал слова «матери» и поймал себя на мысли, что ему становится все более безразличным происходящее. Отстраненность восприятия уже не могли нарушить ни планы, строящиеся людьми, за которыми он наблюдал, ни уже свершенные деяния. Его сознание тонуло в черной меланхолии, спокойствии, безразличии ко всему.

— Хватит, — этот голос, он помнил его, но почему-то никак не мог сообразить, кому именно он принадлежал. — Возвращайся, — вновь обратились к нему, а может, и не к нему… Кто может звать его, зачем? — Возвращайся, мать твою душу, пока я тебе все патлы не повыдергивал!

Острая боль, такая, что смогла всколыхнуть гладь его спокойствия, вдруг пронзила руку. Это была боль, которую вопреки всему он не мог вытерпеть, и крик, сорвавшийся с его губ, ознаменовал собой первый хриплый вдох, прежде чем он сумел открыть глаза. Он все так же лежал в своей постели, вот только сейчас был уже не один. Возвышаясь над ним, словно грозный коршун над добычей, склонился дед, чьи глаза сияли точно два сапфировых огня. И что-то уже подсказывало ему, что когда дед смотрит так, последует нечто неизбежное.

Удар палкой по лбу не заставил себя ждать…

— Да Боже ж ты мой, всевидящий Двуликий, что ж такое-то! — когда я особенно волновалась, унять словесное бурчание практически не могла. Вот и теперь, стоило почувствовать, как пульс одного ненормального аланита сходит на нет, а он и не думает останавливаться и приходить в себя, как мне стало уже не до шуток. — Просыпайся, ненормальный идиот! Слышишь, ты, придурок! — почти орала я, лупя его почем зря по прекрасному лику. — Вставай, гадина, пока не убил!

Понимая, что все мои надрывы тщетны, вдруг решила привести его в чувство несколько иначе. Я уже сидела на нем верхом, когда наконец додумалась использовать собственный дар. И почему это раньше не пришло мне в голову, интересный вопрос? Совсем отупела в пустыне!

Схватив Рэйнхарда за руку и призвав свой дар, я послала в его тело такой энергетический импульс, что могла бы труп вернуть к жизни!

— Возвращайся, мать твою душу, пока я тебе все патлы не повыдергивал! — окончательно разволновавшись, выкрикнула я, когда мужчина подо мной сделал всего один протяжный хриплый вдох и открыл глаза.

Надо сказать, к собственному стыду, я едва не расплакалась в этот момент. Облегчение, радость, странная легкость — все это навалилось на меня с такой силой, что я даже не знаю, как так вышло, что я едва не отправила его к праотцам, вдарив со всей силы палкой точно в лоб. Как она вообще оказалась у меня в руках?!

— За что, — невнятно промычал Рэйнхард подо мной, пытаясь закатить глаза, но я лишь вновь отправила частицы своей силы ему.

— Еще раз попробуешь умереть, пока я тебя лечу, — вообще убью!

Он смотрел мне в глаза и просто молчал. Его завораживающий, глубокий темный взгляд, казалось, видит меня сейчас такой, какая я есть. Но ведь это было невозможно? Для меня происходящее было чем-то большим, чем того следовало допускать в наших отношениях. И не стоит строить иллюзий, я прекрасно понимала реакции своего тела, как и то, что этого допускать просто нельзя. Это ни к чему хорошему не приведет. Это не нужно ни мне, ни ему. В моей жизни было все, и даже немножко больше, но почему тогда я не могу перестать смотреть в эти бездонные черные глаза? Почему испытываю такое облегчение сейчас, когда с ним точно все хорошо? Это пугает и это неправильно, особенно учитывая то, что все это испытываю лишь я одна.

— Спасибо, — тихо шепнул он.

— Ты чуть и впрямь не сдох, — грубее, чем следовало, буркнула я и, кряхтя точно древний дед, слезла с него. — Напугал, зараза!

— Похоже, вы единственный, кого подобная новость испугала бы в этом доме.

— Что? — посмотрела я на него. — Узнал чуть больше, чем следовало?

— В самый раз, — просто кивнул он, осторожно поднимаясь вслед за мной.

— В следующий раз, когда решишь воспользоваться наследием рода, подготовься получше. Когда вплетаешь свое сознание в «неживые» материи, очень легко потеряться в них, — все же не удержалась я от предостережения. — Особенно если в этот момент тебе подсознательно не хочется быть там, где ты есть…

— Мне вполне осознанно, — сказал он, открывая створки шкафа и выуживая оттуда полотенца, — не хочется быть там, где я есть, — посмотрел он на меня. — Но говорить я об этом сейчас не хочу. Ступайте, Соль, вам следует хорошенько отдохнуть.

— Что будет дальше? — подозрительно прищурилась я.

— Это дело семьи, — просто ответил Рэйн, поворачиваясь ко мне спиной и направляясь в сторону личной купальни.

— Я должен понимать это как нежелание посвящать меня в детали происходящего?

— Именно, — так и не повернувшись, ответил он, исчезая за дверью.

— Что ж… и тебе спасибо, Рэйнхард Эль Ариен… — прошептала я в ответ.

Что-то подсказывало мне, что это были не те знания, с которыми отпускают живыми и невредимыми. И в данном случае его нежелание рассказать было сродни желанию дать мне жить дальше. Думаю, не стоит данный поступок превозносить и причислять его к благородным, но глупое сердце, как я подозреваю, что-то уже себе нафантазировало, раз я ляпнула это хреновое «спасибо» ему вслед.

— Я заказала молитву в храме пресветлой Лурес, — голос Филиции дрожал и казался хриплым и надломленным, таким, будто она не один час проплакала, прежде чем появиться в общей гостиной в ожидании жреца Литы. — Я понимаю, — отчаянно борясь с рвущимися наружу рыданиями, говорила она, словно ни к кому конкретно не обращаясь, положив голову на плечо младшей дочери, что сейчас нежно гладила мать по волосам. — Прекрасно понимаю, что надежды нет, но разве могу я перестать верить в чудо? Я…

— Все хорошо, мама, — в очередной раз шепнула девушка, беря ладонь матери в свою.

Женщины расположились в центре комнаты на небольшом диванчике.

Солнце за окном окрасило небосвод в ярко-алые и малиновые тона, отчего казалось, что сам воздух вокруг имеет определенный, кровавый, оттенок. Все окна и двери, ведущие на широкие террасы, были распахнуты, легкий ветерок игриво путался в складках одежды и волосах женщин, будто дополняя их образ воплощенного горя художественными мазками. В гостиной собралась вся семья Ариен. Димитрий и Эрдан расположились у дальнего окна, сейчас они, как никогда прежде, были похожи на отца и сына. Оба мужчины молчаливо всматривались в голубую даль. Туда, где было видно, как горизонт утопает в бескрайнем океане. Выражения их лиц были настолько похожи, что сомнений в родстве ни у кого не могло бы остаться. Аргус же, напротив, оставался рядом с женщинами, напряженно всматриваясь в дверной проем, словно ожидая чего-то.