— Пытать будешь? — с обеспокоенностью в голосе поинтересовался Крюгер. — Так я тебе все равно ничего.

— А ты сморгни. Я про тебя и так все знаю. И про то, как Верховным сделался, а нас в Отстой упек. И про астронавтов твоих, да и вообще.

— Тогда к чему весь этот антураж?

— Да так получилось. Или — для души. Я тебя еще долго мучать буду, а потом расстреляю. А могу и наоборот.

Из-за угла Фомич выкатил сверкающий пулемет «Максим». За «Максимом» змеились длинные ленты боекомплекта. Фомич со вкусом лязгнул затвором и тщательно пересчитал патроны.

— Для отчетности, — извиняющимся тоном пояснил он изнывающему Крюгеру и пронзительно глянул на того вдоль оси прицела.

Крюгер терзался. По телу покатились цвета побежалости.

— А может не надо, слышь, Фомич?

— Может и не надо, но очень уж, понимаешь, хочется. Да и Лукреций бы мягкотелости не одобрил. А уж как до тебя рвался!

И Фомич решительно нажал на гашетку. Ничего не произошло.

— Заклинило, — совсем уже ласково пояснил Фомич. — Древняя конструкция.

— Вот все у тебя, Фомич, не по-людски.

В это время что-то в облике Фомича дрогнуло и выражение его лица изменилось.

— Не клеится песня, Фомич? — участливо поинтересовался Крюгер.

Кибер киберу были под стать. В издевках и обидных шуточках в Галактике им равных давно не было, и сейчас ни тот ни другой не мог друг друга превзойти.

— Видно не судьба в этот раз. Ну да ничего. В следующий раз, времени-то у нас, приятель, — вся вечность.

— Так ли уж?

— Вне всякого сомнения.

Фомич исчез. Крюгер было вздохнул с облегчением, но тут из темного пространства залы вытянулись две черные и вместе с тем прозрачные конечности и с треском выдернули его из седадла. Грюкнули оковы и цепи. Не успел Крюгер собраться поблагодарить незримых избавителей, как те же конечности влепили ему сочный щелбан прямо по макушке. У Крюгера аж брякнуло во внутренностях. Таинственный голос произнес:

— Да не этому, брат.

— Твоя правда, брат. Вот, е-мое, опять мимо.

За кулисами раздался шум. Посреди залы вдруг материализовался Фомич, и те же руки немедленно влепили ему крепкий звонкий балабас.

— Кажись, брат, попал, — удовлетворенно хмыкнул голос. — С этими вирусами ничего никогда не видать толком.

Фомич обнаружил себя в родимом зрительном пространстве. Но две угрюмые тени, заполнившие собой пол-Вселенной колыхались перед мысленным взором.

«Кто такие? Откуда? Почему не вижу?»

* * *

Кто такие? Откуда? Почему не вижу? Что им надо?

«сурив тотэ ьтяпО!онсапО»

Ничего не понимаю. Великая Галактика! Мысли наоборот? Это не те ли, на которых намекала Основная? А заодно и Великий Гуманоид намекал. Не из-за них ли он всегда спешит? Руп, как башка болит, а ведь она здесь мнимая. Муторно, тошнит. Как будто сам из себя вытекаю. Гадость какая.

«овтснущоК. еоннелсымен ьтилсыМ. язьлеН. онещерпаЗ»

Вы чего, парни? «!идызи — меанилказ огещбоесВ атартсбуС менеми, суриВ. лировогаЗ» «?А. меанилказ огонмузар как ябет еж ыМ?теН?ьшидохси ежу, отЧ»

Что-то мне совсем хреново. Нет, негодяхи. Я не могу сдаться. Я так не приучен.

И Фомич перестал мыслить сам себя

«ярЗ? ясьтанилказ несалгос ен, отЧ?лачан ьтагим адуК»

«!мокинтемдерпсеб с как йобот с мипутсоп адгоТ»

У-у-а-ы-ы. Сейчас кончусь. Расплываюсь сознанием. Точно, это крышка и есть.

«!кат меапутсоп ым мокинтемдерпсеб С»

«!унукаЛ в ариМ зи ОТЭ имызИ!огещбоесВ тартсбуС»

На Галактическую Линзу, которая была все еще Фомичем, но уже почти обесформилась, медленно и неотвратимо наваливалось черное облако бесструктурной мути.

А-а-у-ы-ы-ы. Не-е-е-е-т! Ы-ы-ы-ы-у-у-а…

Краем своего уже почти размывшегося зрения Фомич заметил, что наперерез облаку мути рванулось что-то такое, образ чего остатки сознания Фомича улавливали уже с трудом, но уловили. Это что-то сверкающей стеною встало между линзой Фомича и мутью и грозно завибрировало. Что было дальше, Фомич уже не осознавал…

Когда он пришел в себя настолько, что опять смог различить свою, хотя и слегка покореженную, но целую линзу, то первым делом заметил новый спутник. Это было сверкающее золотистыми вспышками по всему своему объему звездное скопление, висевшее над его галактической плоскостью.

— Ты кто такое? — спросил Фомич. — Кто б знал как мне было хреново.

— Да я знаю, — ответил знакомый голос. — Когда сам первый раз из такой передряги чудом выпутался — зарекся было вообще этим баловаться. Ан нет — любопытство, сынок, вещь упрямая. Да и скучновато здесь, в этой мнимости, хочется новостей ОТТУДА.

— Великий Гуманоид? — удивленно воскликнул Фомич.

— Страна своих героев знает в лицо! — ухмыльнулся тот.

— Кто ж это меня так?

— Правосторонние, не будь о них упомянуто. И тебе советую к ним с почтением.

— А кто они такие? И чего вообще они ко мне привязались? Я ж их вроде никак не умыслял.

— Это тебе так думается, что не умыслял. Да вот увлекся ты своими художествами, а это как раз оно и есть. Как говорил мой дед — прямо в яблочко. Кто они и откуда — неизвестно. Никакие гипотезы здесь не проходят. Лишь когда мы входим в сон реальных индивидов, как ты вот только что, или, как Основная, широко мыслить начинаем, они вот так, мерзкие, являются и, обзывая нас или вирусом или беспредметником, уничтожают.

— Разве мысль возможно уничтожить?

— У них это получается. Причем безвозвратно. Наблюдал я такие картины, и не раз. Лучше не вспоминать. Да и сейчас, не узнай я твою линзу — дернул бы отсюда.

— Линзу? Как линзу? А как ты в мое зрительное забрался?

— Дело в том, что оно у нас общее. Хотя пришли мы к нему разными путями. Но дело не в этом.

— А как тебя меня спасти-то угораздило?

— Да… Вот… Брахма его знает — сам до сих пор не совсем понял. Хотя одно знаю точно — ухайдокали они тебя.

— Точно?

— Без сомнения!

— ?!

— А-а-а! Пробрало?

— Не то слово.

— Повезло тебе, малыш кибер, несказанно! И повезло в том, что зрительные пространства у нас почти сходятся. Успел-таки я тебя зеркально отобразить в себя.

— Почти сходятся? То есть ты хочешь сказать?..