были обвязаны кусками шкур и, почти не оставляя следов, они медленно начали приближаться к незнакомцу, держа наготове палки и копья. Теперь Губа смог разглядеть лицо ближайшего. Оно было широким, с почти не выраженным подбородком, массивными скулами, низким лбом с густыми бровями, и мощным носом, из ноздрей которого вырывались клубы пара, как из топки паровоза.

«Гроссмейстер! Где ты?»

Он вытянул в приветствии две руки ладонями вверх, показывая, что в них нет оружия (винтовка была прислонена к стволу дерева).

Не удостоив Губу вниманием, первый в шкуре прошествовал мимо него и, с деловым видом направился к костру. Его в первую очередь заинтересовали вещи фотографа, разложенные на камнях: фонарик, ракетница, фотоаппарат…

Гоминид посмотрел на него, Губа посмотрел на вожака. По всем земным и цивилизованным понятиям дальше должен был состоялся контакт. Зрительная аберрация взглядами была установлена: неандерталец смотрел на Губу, фотограф глупо улыбался в ответ.

- О-жё-о? – показал тот скрюченным пальцем на огонь.

Сзади из-за его спины вышла самка-женщина – представительница, непонятно какого рода-племени – Губа не успел классифицировать, да он и не смог бы: антропология была не его стихией. Вот если бы сейчас здесь находился профессор, он бы сразу ввёл бы это существо в определённую группу.

«Назовём её восьмой, - подумал он. – Потому как, там ещё шестеро виднеются», - остальные с копьями уже начали подходить. Итого восемь. Одна была женщиной. Шкура, вероятно, когда-то убитого леопарда прикрывала грудь и спускалась по бёдрам, как у виденных им однажды по телевизору древних амазонок в передаче «Вокруг света». Только эта восьмая была намного ниже ростом, коренастая и руки держала ниже колен.

Губа не ответил, да, собственно говоря, ничего и не понял. Он смотрел на восьмую.

- О-нце! – показала на себя пальцем женщина. Голос её был таким же грудным и басовитым, как у бригадира на стройке, а что касается языка как такового, то его вообще не существовало в их природе. Сплошные ахи, охи, ау, оё и прочая муть – так вывел для себя Губа.

- Ни-ко-лай.

И даже приосанился, гордо выдвинув вперёд правую ногу.

– Ферштейн? Понимать меня, ты, глупая обезьяна? – Потом отмахнулся рукой:

- Ни хрена ты не понимать, морда твоя ужасная…

Видя, что вся группа не представляет для него опасности, он решил подобрать все вещи и рассовать их по карманам – неизвестно, что ещё в будущем придёт в голову их вожаку. В его тупую голову.

Теперь, в сущности, он чувствовал себя спокойнее. Панический страх ушёл, и ему даже стало немного забавно наблюдать за этими примитивными, как он их окрестил, людоедами. Он уже понял – отчасти из разговоров профессора, отчасти из школьной программы и передач по телевизору – что попал в какой-то очень далёкий отрезок временной эпохи, судя по всему, в самый конец ледникового периода – за тридцать или сорок тысяч лет до нашей эры. Неандертальцы и мамонты – это он знал – как раз и обитали в этом промежутке времени, а точнее, их последние представители. Профессор говорил, что позже начнётся их довольно быстрое повсеместное вымирание. По большому счёту, ему начинало здесь нравиться. Он согрелся, восьмая тянула к нему руки потрогать одежду, и когда он достал из кармана коробок и зажёг одну из спичек, то с упоением понял, что он стал для них Богом.

Примитивные существа от испуга присели на колени и обхватили головы руками.

Поклонение!

…Такого потрясающего эффекта он не ощущал за всю свою прожитую жизнь.

********

Далеко в пещерах виднелись очаги костров, и морозный дым от тлеющих углей поднимался к девственно-чистому небу, разнося по раскинувшейся территории запахи приготовляемой на огне пищи. До пещер было ещё далековато, и Губа видел лишь маленькие силуэты, копошащиеся при входах в подземелья. Здесь его ждал сногсшибательный приём, здесь он отъестся до отвала, отдохнёт и почувствует себя распорядителем жизни: так, во всяком случае, он об этом думал.

И как раз в этот момент со стороны шестого послышался предостерегающий вопль, затем Губу что-то со всего размаху врезало в спину, и он слетел на землю, чувствуя режущую боль в пояснице. Создалось впечатление, что его пнул горный хребет, видимый им на горизонте. Послышался грозный рык, щёлканье челюстей и протяжный всхлипывающий стон, когда от тебя, ещё живого вырывают из плоти куски мяса, разрывая мышцы, связки и конечности. Нападение сзади было столь стремительным, что группа опешила от неожиданности - все рассыпались по поляне в разные стороны, оставив на месте трагедии лишь упавшего Губу и уже наполовину истерзанного шестого. Он тоже был здесь. В некотором роде. Половина его тела трепыхалась на земле, выдавая в воздух испарения тёплого пара, а вторая половина бесформенной массой краснела поодаль; кровь, залившая его лицо, уже застывала на морозе, и зловещие пятна темнели на снегу, разбрызганные по ветвям ближайшего кустарника. Огромной величины леопард с выступающими верхними клыками с жутким урчанием трепал нижнюю половину туловища, разгрызая с хрустящим звуком коленные суставы бедняги, так и не успевшего похвастаться перед соплеменниками той верёвкой, что подарил ему незнакомец. Глаза саблезубого леопарда настороженно и с каким-то диким наслаждением наблюдали за фотографом, в то время как челюсти продолжали рвать ещё тёплое мясо. По всему телу Губы прошла волна панической дрожи, и столь глубока была его пропасть между логикой и пришедшей в голову мыслью, что он даже не смог сразу облечь её в разумное действие. А следовало-то всего вскочить и бежать со всех ног, иначе следующей жертвой будет он сам. Нужно выхватить из-за спины ружьё и выстрелить в эту громадную тварь, пока она наслаждается вывернутыми наружу кишками. Если он сейчас не выстрелит, то это будет его последний – он же и первый день пребывания среди доисторических людей ледникового периода, где он так и не успел стать богом. Ещё секунда, и саблезубый леопард кинется на него…

Но произошло неожиданное.

Восьмая, гортанно что-то вопя и подскакивая на ходу, бросилась к хищнику, потрясая копьём и размахивая длинными неуклюжими руками. Руководил ли её примитивным сознанием страх, или инстинкт самозащиты, Губа так и не понял. Тут же вслед за восьмой на поляну кинулись и все остальные во главе с первым. В жуткого монстра полетели копья, одно попало ниже лопатки и, коротко взвыв, леопард начал пятиться, ощеряя кровавую пасть, грозно озираясь. Теперь уже вся группа метали копья в тело хищника, пока, наконец, не пронзили