Пресс-конференция в Спасо-Хаус (резиденции американского посла в Москве) начиналась довольно вяло, никто из репортеров даже не делал записей. Потом вдруг кто-то из них спросил о том, как проходят поставки по ленд-лизу. «Знаете, парни, – заметил Стендли, – с самого начала моего пребывания здесь я пытаюсь найти подтверждения тому, что русские получили от нас и англичан множество материалов». Стендли сделал паузу, потом упомянул о любезной готовности помочь со стороны американского конгресса, а затем продолжил: «Я пытался также найти свидетельства того, что наши военные поставки используются русскими. Мне не удалось это. Похоже, русские власти стремятся сохранить в тайне тот факт, что они получают помощь извне. Очевидно, они хотят, чтобы их народ думал, что Красная армия ведет войну в одиночку». На вопрос, не хотел бы он, чтобы это высказывание не вошло в записи, Стендли настойчиво попросил репортеров обязательно воспроизвести его. Как позже он откровенно писал в своем дневнике, данное заявление «рассеяло все иллюзии дома». В Государственном департаменте сразу же запросили причины того, почему он сделал такое заявление, но Стендли уже отправил туда депешу с разъяснениями. Молотов пригласил Стендли явиться в Кремль. 10 марта в теплой обстановке Стендли и Молотов обменялись мнениями и расстались вполне довольными друг другом37.

В Соединенных Штатах реакция была смешанной. По всеобщему мнению представителей прессы, заявление Стендли было подобно разорвавшейся в Вашингтоне бомбе. Репортеры опасались, что уязвленные конгрессмены могут отозвать дополнение к Акту о ленд-лизе, которое тогда находилось в процессе обсуждения. Исполняющий обязанности госсекретаря Уэллес вовремя заявил, что Стендли говорил только от своего имени, хотя позже, после того как на него набросились репортеры, Уэллес не стал опровергать заявление Стендли. Некоторые из конгрессменов выразили либо сожаление, либо удивление словами Стендли, а бывший кандидат на пост президента Уилки внезапно набросился на посла. Германские пропагандисты ликовали по поводу такой трещины в отношениях между союзниками. Корреспонденты американских газет в Москве предупредили читателей, что сдержанные русские не привыкли шумно выражать благодарность союзникам за их помощь, что, конечно, понравилось бы последним. Гарриман сообщал из Лондона, что в правительственных кругах многие в душе поддерживают заявление Стендли. Сам Стендли написал позже, что московская пресса в течение трех дней хранила молчание, а потом вдруг рассыпалась «настоящим валом заявлений по поводу американской помощи России»38.

Стендли, который был сыт наличием вокруг него особых эмиссаров, вскоре узнал, что в Москву направляется очередной такой посланник. В телеграмме, полученной им 8 апреля, говорилось, что вскоре должен был состояться визит генерала Джеймса Бернса, самой значимой фигуры в программе ленд-лиза после Гопкинса. Ситуация не была особенно приятной для Стендли, так как он считал, что Бернс прилетает за его, посла, скальпом. Стендли вел себя с Бернсом с максимальной любезностью, но тот явно был больше занят с Феймонвиллом, а с самим послом проводил совсем мало времени. В это время Рузвельт сумел убедить бывшего посла Дэвиса вернуться на пост в Москве. Президент чувствовал, что от Стендли после того, как он выступил с резкой критикой за отсутствие благодарности с советской стороны, вряд ли впредь будет много толку. У Дэвиса были серьезные проблемы со здоровьем, и он не мог вернуться в Москву, но предложил возложить этот пост на Гопкинса. Рузвельт резко отверг эту идею. Тогда Дэвис пошел на компромисс: он согласился поехать в Москву и убедить Сталина встретиться с Рузвельтом, чтобы в ходе той встречи разрешить накопившиеся проблемы. Когда Стендли обнаружил, что к нему на пути находится еще один «особый эмиссар», он заметил, что «быть послом здесь просто невозможно», и 3 мая направил Рузвельту письмо о своей отставке39.

Дело Стендли обсуждалось официальным Вашингтоном в марте. В это же время в столицу прибыл Антони Иден для обсуждения вопросов послевоенного устройства, но и ему пришлось потратить много времени на рассмотрение бесконечных проблем с транспортировкой грузов. Черчилль попытался организовать еще одну встречу в Северной Африке для обсуждения запланированной кампании в Сицилии, но Рузвельт пожелал подождать, пока не решится проблема в Тунисе. 7 мая американские и британские войска прорвались к Бизерте и городу Тунису, тем самым практически завершив эту кампанию. Через четыре дня в Нью-Йорке пришвартовался пароход «Куин Мэри», в котором находились тысячи немецких и итальянских военнопленных. Тем же рейсом прибыл и Уинстон Черчилль с начальниками штабов британских вооруженных сил и делегацией численностью около сотни человек. После двух дней встреч, которые получили кодовое имя «Трайдент» («Трезубец»), были выработаны определенные планы вторжения в Нормандию, которое было назначено на 1 мая 1944 г. Кроме Рузвельта, Стимсона, Нокса, Гопкинса, Гарримана и Стеттиниуса на конференции с американской стороны присутствовали как минимум шесть адмиралов и десять генералов. Американские и британские отношения складывались хорошо: в Хот-Спрингсе, штат Виргиния, состоялась конференция союзников по вопросам продовольствия. И Соединенные Штаты, и Соединенное Королевство отказались от идеи «экстратерриториальных прав» в Китае; Советский Союз распустил Коминтерн; Черчилль и Маршалл вылетели в Северную Африку, где пришли к согласию о создании объединенного правительства Франции в изгнании. Однако отношения двух англосаксонских стран с Советским Союзом продолжали ухудшаться40.

19 мая в Москву прибыл Дэвис. Литвинов, который возвращался из Вашингтона, прибыл в советскую столицу чуть ли не на день позже Дэвиса. Дэвис провел одиннадцать часов в переговорах со Сталиным и убедил его, что предложенная встреча советского лидера с Рузвельтом не имеет других целей, кроме как укрепить их дружбу. Они назначили встречу на 15 июля. 29 мая Дэвис и Бернс вместе вылетели в Соединенные Штаты по маршруту Алсиб. Вскоре после отъезда Дэвиса Стендли довел планы операции «Трайдент» до Сталина. В конце июня Сталин ответил

Черчиллю обвинениями союзников в очередном злонамеренном затягивании с открытием второго фронта, на этот раз до 1944 г. Черчилль, не посоветовавшись с Рузвельтом, резко отверг обвинения Сталина. Англо-американо-советским отношениям, и так переживавшим не лучшие времена, был нанесен еще один удар. Два советских посла на Западе были отозваны в Москву. По Вашингтону поползла новая волна опасений, что русские станут стремиться к заключению сепаратного мира. Уверенный в том, что Советы не прекратят борьбу, пока немцы находятся на территории России, Стендли попытался «разыграть эту карту» и с уверенностью мог сообщить наверх, что в Москве ничто не говорило о том, что советская сторона готовится к разрыву с союзниками. Все говорило о том, что, несмотря на то что Россия была склонна обвинять своих союзников в робости, она намеревалась, поскольку у нее не было реальной возможности сменить курс, продолжать это сомнительное партнерство41.

Несмотря на все трудности 1942—1943 гг., периода Второго протокола, Россия получила из США по ленд-лизу 3816 самолетов (в том числе значительное количество, обещанное Соединенными Штатами Великобритании), 1206 танков, 16 158 джипов, 77 555 грузовиков, 10 200 мотоциклов, 59 249 тонн (коротких) взрывчатых веществ, 62 292 пистолета-пулемета и 1 117 517 тонн продовольствия (что составляло одну треть от общего тоннажа грузов, отправленных в Советский Союз по Второму протоколу). Поставленные в Россию 3 420 815 тонн грузов составляли 76 процентов от того, что было запланировано, значительный объем помощи Красной армии для того, чтобы остановить наступление немцев под Сталинградом42.