В то же время в военном министерстве рассматривали предложение, внесенное Черчиллем, затем Уилером и, наконец, Гарриманом, о передаче американской стороне иранских железных дорог. Поскольку предложение Гарримана поступило незадолго до принятия решения о приостановке северных конвоев, он подчеркнул, что до наступления зимнего времени и замерзания портов союзники сумеют отправить лишь еще несколько караванов судов, поэтому они не должны терять времени и поскорее приводить в порядок маршрут через Персидский залив, чтобы увеличить движение грузов по нему. В меморандуме, адресованном Гопкинсу, Маршалл и Кинг согласились с Гарриманом в том, что все июльские поставки грузовиков должны пройти по маршруту через Персидский залив, а все бомбардировщики после июля следует отправлять своим ходом. Помимо действий противника, количество судов, следовавших в Россию по Северному маршруту, и в особенности количество боевых кораблей сопровождения ограничивалось потребностями операции «Торч» («Факел») – высадка союзников в Северной Африке. И Рузвельт, и Черчилль были озабочены нехваткой транспортных судов. Это было одной из причин визита Гарримана в Иран в середине августа 1942 г. по возвращении с Московской конференции. Гарриман пересекся с Черчиллем в Каире, и там они решили потребовать, чтобы британский участок железной дороги в Иране был передан под управление американцам. Так же предполагалось поступить с портами, которые обслуживала железная дорога. С таким решением согласились генералы Спалдинг и Рассел Максвелл, командующий вооруженными силами США на Ближнем Востоке, назначенный на эту должность в середине июня. 25 августа Рузвельт отдал приказ, чтобы Комитет начальников штабов подготовил план, а затем в течение десяти дней службы тыла разработали подробные предложения по оптимизации управления и работы объектов транспортной сети Ирана. Соединенные Штаты берут на себя работу объектов в Иране «с единственной целью – напрямую укрепить силы Советского Союза в 1942 г.»18.

Летом 1942 г., во время выходных, когда не было возможности отправиться в Гайд-Парк, Рузвельт нашел для себя убежище под названием «Шангри-Ла» (литературная аллегория тибетской Шамбалы) в холмистой местности штата Мэриленд, примерно в 90 км от столицы, в лесах долины Катоктин, как раз в центре лагеря по подготовке морских пехотинцев. Здесь, сидя на закрытой веранде или в комнате, служившей рабочим кабинетом, Рузвельт и Гопкинс часто принимали окончательные решения по государственным вопросам. Иногда некоторые насущные проблемы требовали, чтобы на таких встречах присутствовали и другие лица, которые могли бы представить подробный доклад по тем или иным вопросам. Одним из таких людей был Гарриман, который прибыл сюда 30 августа, чтобы нарушить покой воскресного дня. Он рассказал о своей встрече с Черчиллем и Сталиным, состоявшейся в Москве двумя неделями ранее19.

Черчилль, который, по его собственному выражению, «чувствовал себя, будто привез кусочек льда на Северный полюс», рассказал Сталину, что в 1942 г. открытия второго фронта не будет. Кроме того, Черчилль попытался доказать необходимость и эффективность операции «Торч». Он вспоминал, что первые два часа встречи в Кремле прошли в мрачной и гнетущей атмосфере. Сталин был угрюм от известия о том, что план открытия второго фронта отложен, он так и остался при своем мнении. Тем не менее, как показалось, он проявил «самый живой интерес» к разъяснениям Черчилля по поводу операции «Торч». По воспоминаниям Стендли, на следующий день Сталин «давал прямую и беспристрастную оценку некоторым очевидным фактам. Кремлю не нравилась идея операции «Торч». Западные союзники позорно провалили поставки с помощью по ленд-лизу, несмотря на обещания. А в это время русские несут основную тяжесть борьбы с немецкой армией и несут тяжелые потери». Будто бы пытаясь оправдаться от обвинений в вопросе о ленд-лизе, Черчилль в тот день заговорил о катастрофе с караваном PQ-17. Гарриман сообщил, что Красная армия способна не допустить прорыва под Сталинградом, что не даст немцам дойти до месторождений нефти на Кавказе и дальше, до Ирана и Ближнего Востока. Гарриман начал также говорить об обстановке в районе Персидского залива и заметил, что некоторые английские представители с тревогой смотрят на передачу объектов американской стороне. Они указывают Черчиллю, что это будет означать передачу контроля над важнейшими линиями коммуникаций империи «иностранцам». В ответ Черчилль отвечал: «А чьи руки были бы в данном случае лучше?»20

Не успел Гарриман вернуться из своей поездки, как из еще одной, более тщательно продуманной, пусть, может быть, и менее важной, возвратился Уэнделл Уилки. Вместе с Джозефом Барнесом, лингвистом и бывшим редактором зарубежного отдела «Нью-Йорк геральд трибюн», а ныне – заместителем директора Комитета военной информации, Уилки, заручившись благословением Рузвельта, совершил поездку в Иран, Ирак, Сирию, Саудовскую Аравию, Египет, китайский город Чунцин и в Москву. Они посетили все эти места на армейском бомбардировщике B-24 с названием «Гулливер». Стендли, который не ладил с Уилки, считал поездку того в Россию «искренним, но поспешным шагом с целью помочь Соединенным Штатам и России сблизиться в ходе общей борьбы». Стендли также считал, что Уилки использовал поездку для того, чтобы поднять свой личный рейтинг политика. В любом случае Уилки пришлось выслушать обвинения Кремля в том, что Британия присваивает военные материалы, предназначенные для России (как писал Шервуд, здесь речь шла о разгрузке отправленных в Россию судов на территории Великобритании). Это задело Гопкинса, который дал согласие на разгрузку там судов с последующей диверсификацией грузов. В одном случае Гопкинс высказал при Рузвельте «пренебрежительное замечание» в адрес Уилки и в ответ был огорошен ядовитой ремаркой из уст президента: «Вы и многие другие должны знать, что у нас не было бы ленд-лиза… и многих других вещей, если бы не Уэнделл Уилки. Его послал нашей стране сам Бог в момент, когда он был нам так нужен»21.

Подход к внешней политике Уилки как интернационалиста уже был полезен прежде, в 1940 г. Однако вскоре замечания Уилки, особенно те, что касались «провала» с открытием второго фронта, настолько уязвили Рузвельта, что на одной из пресс-конференций он назвал Уилки «стратегом с умом машинистки». При этом он передразнил акцент, который присутствовал в речи Уилки, чтобы у корреспондентов не было сомнений в том, кого он имел в виду. Шервуд отмечал, что Уилки «завершил свою миссию доброй воли, будучи в ярости по отношению к президенту». Возможно, Уилки понимал, а может быть, и нет, что Сталин использовал его для передачи язвительных замечаний в адрес США и Англии, одно из которых касалось присваивания грузов по ленд-лизу, а второе – перераспределения самолетов «Аэрокобра». Поскольку на Северном маршруте возникли проблемы (караван PQ-18 с большим трудом дошел до Мурманска 17 сентября, и вскоре после этого было принято решение прикрыть этот маршрут), Персидский коридор работал недостаточно эффективно, вопрос о маршруте Алсиб все еще пребывал в стадии обсуждения, на Тихоокеанском маршруте советская сторона нуждалась в большем количестве судов, поставки по Второму протоколу стартовали очень медленно, а по Первому протоколу – проходили с большим трудом, и, очевидно, Сталин чувствовал себя в достаточном праве, чтобы через Уилки передать все то разочарование, что он испытывал по отношению к Западу22.