- На тебя, Иван, вся моя остатная надежда. Вижу, ты мужик сильный, головастый, труса напрасно не празднуешь, чащи лесные как свои пять пальцев ведаешь. Хочу поручить тебе чудище это поганое глазом не виданное слухом не слыханное растреклятое навсегда изничтожить. Согласишься -- дочку мою, Марью-царевну, кровиночку ненаглядную, в жёны дам и полцарства в придачу, не согласишься -- выбирай по желанию: либо плаха, либо виселица.

- Тяжёлый выбор, - вздохнул Иван. - Дочка твоя царь-батюшка собой хороша, али наоборот?

Государь немедля парсуну дочкину в полный рост, маслом писаную достаёт: - Красотою лепа, червлена губами, бровями союзна, телом изобильна, персями... кхм... с персями сам опосля натурально разберёшься. Что скажешь, Иван Алексеевич, согласен?

Иван задумался.

- Эх-ма, царь-государь! Не оставил ты мне вольготного пространства для манёвру. Налево пойдёшь -- голову сложишь, направо -- охомутают тебя противу твоего желания. Куды бедному труднику податься? Только что напрямки двинуть. Может, условию сделки поменяем? Молод я ишшо жениться, ваше царское величество. Я тебе, надёжа-государь, девок покраденых, а ты мне бочку смолёную золотых цехинов взамен и разойдёмся миром.

Царь-батюшка на предложение Ивана аж поперхнулся. Тут к Ивану воевода Порфирий Дормидонтович подсунулся, Ивана в бок кулаком тычет, на ухо жарко шепчет, бородой щекочет: - Не будь дураком, Ванька. Оферта дюже выгодная. Царевна, конешно, не подарок, характером своенравна, поведением спесива, но выбирать, Ванька не приходится: или с царской семьёй роднится, или на плахе богу молиться. Полцарства всяко лучше секиры палача. Соглашайся, Иван, не прогадаешь, а я тебе в управлении подмогну. Устроюсь к тебе приближЕнным советником.

- Ваша взяла, - говорит Иван, - по рукам. Однакож есть у меня условие. - Ничего сложного, ваше величество, - успокоил царя-батюшку Иван. - Пущай привезут мне со стоянки экипажной пилу мою двуручную и хитрую баклажку, матушкой моей дареную. И квиток из кошеля вытаскивает.

Царь повеселел. Моргнул воеводе. Воевода за дверь выскочил. Мигу не прошло, доставляют во дворец пилу иванову любимую двуручную в тряпицу чистую завёрнутую и хитрую баклажку. Прицепил Иван баклажку к ремню поясному, поклонился на три стороны: царю-батюшке, народу-терпельнику и отцу с матерью, пилу двуручную на плечо закинул и в дальний путь решительно выступил.

Долго шёл Иван. Трактами столбовыми, просеками лесными, колеями разбитыми, тропами нехожеными. Искал подходы к чудищу поганому глазом невиданному слухом неслыханному. Питался скромно, чай травками заваривал, спал как придётся. Сапоги стоптал, одежду до дыр сносил. Кошель незнамо где посеял, счёт дням потерял.

Тыкался, мыкался по округе, блуждал кругами, напрочь отчаялся, из сил выбился. Хотел плюнуть на всё и домой оглобли поворотить. Гори оно синим пламенем, богатырство это приневоленное. Соскучился Иван по баньке субботней, по лубкам раскрашенным, по сушкам с бубликами, по чурбанам стоеросовым бессловесным исполнительным, по бирже лесной и учетчику дядьке Трофиму Ларивоновичу и по многому чему иному, а больше всего по коням вороным и бричке расписной. В последнюю очередь вспомнил Иван об экипаже, в град-столице оставленном, а надо бы в первую побеспокоиться. Ежели повернётся он нынче домой, контракту царского не выполнив, не видать ему боле ни брички той, ни тех коней вороных. Жалко стало Ивану своего имущества движимого.

- Умру, но чудище поганое достану!

Зубы сцепил и зашагал с новой силой куда глаза глядят. Плутал он таким образом, плутал, да и забрёл в чащу глухую. Глядь, вокруг места дикие, кущи непроходимые и посередь ентих кущ след от колёс тележных. В самую дальнюю глушь тянется.

- Туда мне и надобно, - сообразил Иван. - Добрым людям в сих дебрях отменных прятаться незачем.

Довёл след тележный Ивана до пещеры. У входа факелы горят, по бокам горки огромные навалены. Слева -- кости да черепа обглоданные, справа -- снаряжение воинское. Между горками кресло поставлено, в кресле удалой купец давешний развалился, на Ивана хитро глядит и ухмыляется.

- Здравствуй, мужик Иван, - говорит купец, - давненько не виделись.

- Век бы с тобой не встречаться, - отвечает купцу Иван. - Заставил ты меня за собой побегать. Всё пятки в кровь истёр.

- А много ли у тебя пяток, мужик Иван? - смеётся купец.

- Сколь бы ни было -- все мои, - хмурится Иван.

- Дурная голова ногам покою не даёт, - говорит купец. - Зачем пожаловал, мужик Иван?

- А сам-то разве не допетрил? - спрашивает Иван.

- Отчего же, - говорит купец, - не дурак, чай, дотумкал. Биться ты со мной вознамерился, Иван. Только какой из мужика ратоборец? Здеся поболе тебя витязи лежат, не чета тебе, простолюдину.

- Какой ни какой, а герой, - говорит Иван, тряпицу чистую на пилу намотанную разворачивая.

- Ох, испугал, - насмехается купец, с кресла вставая. - Лады, уговорил ты меня, мужик Иван. Желание гостя -- хозяину закон. Хочешь битву, будет тебе битва. Желание твоё, условия мои. Айда за мной, Иван.

Спустились они в пещеру. Купец длиннополый сюртук скинул, рукава у косоворотки закатал. Иван, наоборот, не торопится, преж драки обстановку разглядеть силится. Пещера обширная, своды высокие, стены вкруг факелами обвешаны, в центре пещеры очаг, у очага девчонка затюканная торчит, лицо в саже, сарафан измызганный, дровишки в очаг подбрасывает и в котле черпаком помешивает.

- Ты на служанку мою пришёл пялиться или бранью смертельную тешится? - спрашивает Ивана купец. - Почто столбом торчишь посередь залы? Нападай, мужик Иван!

Иван пилу наперевес ухватил, изготовился.

- О-х-хо-хо-хо! - загоготал купец, - различного оружия у меня собрано, а похожего в комплекте до сих пор не было!

И не стало вдруг купца. Вместо него чудище поганое глазом невиданное слухом не слыханное образовалось. Ивану черт знает что блазнится. Дым не дым, туча не туча. Течёт, клубится, клыками щёлкает, когтями скребётся, Ивана в угол загоняет. Иван пилой отмахивается.

- Что мужик Иван? - грохочет чудище поганое, - не ожидал?! Приспел твой смертный час!

- Стой, рожа басурманская! - крикнул Иван.

- К чему ещё? - удивилось чудище.

- Твоя взяла, - говорит Иван, отцепляя с пояса хитрую баклажку - победило ты меня, чучело мерзкое.

- Но-но-но, не обзывайся! - отвечает чудище поганое.

- Обманом победу вырвало, - продолжает Иван, - однако я зла не держу. Мне как к смерти приговорённому положено одно желание.

- Желание твоё я исполнил, - усмехнулось