— Прошла любовь, завяли помидоры?

— Научный факт! — подтвердил здоровяк.

Мы немного посидели и помолчали, потом я с вопросительной интонацией произнёс:

— Помиритесь ещё, поди?

— А? — встрепенулся Карл. — Нет, не помиримся. Она уже с тем кабанчиком съехалась.

В словах товарища мне послышалась недосказанность, и я уточнил:

— А ты?

Здоровяк пожал плечами.

— А что я? Мне как члену студсовета поставили задачу порядок в «СверхДжоуле» навести. Временно председательствую там теперь. Ну и с Машкой волей-неволей пришлось общаться. Строил её, строил да и сорвался… — Он замялся и постучал ладонью сверху по кулаку. — Ну ты понимаешь…

— О-хо-хо! — протянул я.

— Короче, мы снова вместе. Учу её родину любить. Нет, ну а что? Наворотила делов, вот пусть сама и расхлёбывает! Я так в ректорате и сказал! Мол, мало эту компашку космополитов и моральных разложенцев разогнать, надо отделить, так сказать, зёрна от козлищ. А самых закоренелых — на перевоспитание в студбригады. Заводы строить за полярный круг! На том и порешили.

— И тебе прям карт-бланш дали? — удивился я.

— Ну да. Новый проректор по кадрам вник в ситуацию, не стал с плеча рубить. Нормальный мужик, адекватный. На результат нацелен.

— Стоп! — вскинул я руку. — Какой ещё мужик? А Софья Лемеш как же?

— Её обратно в столицу перевели. Говорят, непереносимость повышенного энергетического фона диагностировали. На её место Кучера поставили. Знаешь такого?

Я не утерпел и встал с лавочки, оглянулся на столовую, но Герасима не заметил.

Ну вот что за человек такой? О таких-то новостях и рассказать не мог?

— Петь, ты чего? — удивился Карл, тоже поднимаясь на ноги.

— Ерунда! — отмахнулся я. — А ты точно в аспирантуру поступить не хочешь?

— Так говорю же: документы о распределении уже на подписи лежат!

— Ну да, ну да, — протянул я. — Лежат…

Когда во время перелёта в Новинск я поинтересовался у Герасима перестановками в ректорате, тот моему интересу несказанно удивился.

— Вот уж не думал, что тебя эти крысиные бега интересуют!

Я закатил глаза.

— Ты же понимаешь, что именно от проректора по кадровой политике зависит, какую очерёдность нашим заявкам на выпускников поставят! Чего смеёшься? Между прочим, мне Борис Евграфович перспективных специалистов привлекать поручил! А их не только отыскать надо, но и о правильном распределении договориться!

Герасим развеселился пуще прежнего.

— Брось! Ты план по привлечению уже выполнил и перевыполнил! — заявил начальник отдела. — Не ты разве ту тёплую компашку в санаторий определил?

— Не-не-не! Мне чужой славы не надо! Это был рейд студенческой дружины!

— А кто барышню-психиатра к сотрудничеству привлёк, а? Её там на руках носить готовы и не только начальник медчасти!

Я вздохнул и ничего отвечать не стал, поскольку всё так и было. Милена решила перевестись в санаторий, чтобы не ждать до осени и начать капать на мозги Мише Поповичу уже прямо сейчас, а мне не составило труда ей в этом устремлении поспособствовать.

— И вот ещё что… — Герасим принялся охлопывать себя по карманам. — Георгий Иванович досугом подопечных озаботился… Впрочем, тебе тоже просил передать.

— Это чего ещё? — озадачился я, разглядывая неброский пригласительный билет.

— Вечером идём на открытие выставки всемирно известного фотохудожника… Как его… Да сам посмотри, с другой стороны написано!

Я не удержался от тяжёлого вздоха.

— Понятно!

— Явка обязательна, — предупредил Герасим. — Я вообще с Лией иду. Хоть с женой Георгия Ивановича познакомлюсь, а то исключительно по телефону с ней общался.

— Она тоже будет?

— Все будут! И не вздыхай, ты с завтрашнего дня в отпуске, а меня к празднованию дня оператора сверхэнергии привлекают. Дежурить придётся.

Выражать ему сочувствие я не стал, оценил каллиграфический почерк, коим начертали мою фамилию на пригласительном билете, после сложил его надвое и спросил:

— И прямо всех мелких сошек вроде меня позвали?

— Расценивай это как поощрение. Не мои слова. Георгий Иванович передать просил.

Я мысленно выругался.

Свободное воскресенье? Неделя отпуска? Как же, как же! Сто к одному, новым поручением озадачат. И явка на мероприятие обязательна ровно по той причине, что там будет кто-то…

Но вот на этом моя подпитанная паранойей фантазия иссякла. Да и не было никакого смысла на сей счёт предположения строить. Скоро всё узнаю.

День прошёл в какой-то пустой суете. Сходил в баню, посетил парикмахерскую, разобрал накопившуюся за время моего отсутствия корреспонденцию, написал письмо домой. Пообедал, а оставшееся до вечернего мероприятия время посвятил медитации. Раз за разом запускал проигрыватель грампластинок, вслушивался в размеренное потрескивание, культивировал в себе гармонию источника-девять и заодно подстраивался под излучение Эпицентра. Теперь, после месяца работы с кандидатами из числа операторов, я понимал принцип действия адаптивной техники куда лучше прежнего, но всё же удерживать потенциал не рисковал.

Ударят деструктивным воздействием, и разнесёт на куски. Ну его. Не воевать собрался.

Не воевать — да, но может так статься, что и кулаками помахать придётся. Подумал об этом, поднимаясь по мраморным ступеням картинной галереи, где проводилась выставка фоторабот всемирно известного, но совершенно не известного лично мне гражданина. Всё просто: меж колонн портика вышагивал с букетом наперевес Василий Охрянец, а ещё один воздыхатель Ники Вран делал вид, будто фотографирует гостей. Ну или его и в самом деле привлекли для освещения мероприятия — никак иначе попасть на открытие выставки простой студент и не мог. Ага — это был Роман.

Меня, разумеется, заметили и смерили тяжёлыми взглядами. Я и бровью не повёл.

Хотите подраться — можете снова друг другу физиономии начистить. Только меня в это не впутывайте. Сами, сами, сами.

Фасад картинной галереи украшало