Ой ли? — прищурился куратор. — А как же личный интерес к Нике Кондратьевне?

Хорошо, что я ещё только дул на чай, а то бы точно подавился от неожиданного вопроса.

— Вашей осведомлённости остаётся лишь позавидовать.

— Это не ответ.

Из голоса Альберта Павловича разом пропала показная беззаботность, и всё же я уточнил:

— А он действительно необходим?

Куратор развёл руками, тогда я откинулся на спинку стула и задумался.

Что я на самом деле испытываю к Нике?

Влечение — однозначно. Любовь?

Я припомнил строгую барышню, крайне метко поименованную сестрой снежной королевой, и решил, что отнюдь не прочь закрутить с ней роман, а вот в качестве спутницы жизни её определённо не вижу. Даже если и проломлюсь через стену холодного отчуждения, толка из этого не выйдет. Точек соприкосновения и общих интересов у нас попросту нет. Опять же круг её общения мне категорически не нравится, да и разницу в социальном положении тоже со счетов сбрасывать никак нельзя.

Юлия Сергеевна за номером два, только с той было весело.

В итоге я покачал головой.

— Нет. Пожалуй, нет.

— Отшила? — без тени улыбки на лице уточнил Альберт Павлович.

— Отшила бы, но до этого не дошло. Не собираюсь за ней волочиться.

— А придётся! — огорошил меня куратор неожиданным заявлением, сделал осторожный глоток и продолжил: — И это хорошо, что ты не потерял голову. Сможешь работать с полной самоотдачей.

Я прочистил горло.

— При всём уважении, если бы не просьба Георгия Ивановича… — начал было отповедь, но сразу осёкся.

— Георгия Ивановича, Герасима Матвеевича и прочих, прочих, прочих… — подтвердил мою догадку куратор.

— У них дачи по соседству, надо понимать? — догадался я.

— Нет, но на одной улице. Повод зайти в гости найдётся.

В этот момент нам принесли заказанные блюда, и на какое-то время разговор прервался, а потом я спросил:

— И что мне придётся делать?

— Тебе надо оказаться принятым в доме Вранов. Статус воздыхателя старшей дочери этому очень поспособствует. Но если у тебя к ней чувства… Нет, такой расклад меня категорически не устроит. Он неприемлем. Не в моих принципах ни смешивать личное со служебным, ни подталкивать к тому других. Ничем хорошим это не закончится. Согласен?

Я кивнул и занялся говяжьими медальонами. Разговор возобновлять не спешил, решив для начала хорошенько всё обдумать.

— Это будет сложно, — заявил я в итоге. — Особенно с учётом того, что у Ники Кондратьевны уже есть вполне официальный воздыхатель. Мне там точно рады не будут и дадут от ворот поворот.

— Ты недооцениваешь себя, — покачал головой Альберт Павлович. — И тебе подыграют. Просто всё должно выглядеть предельно естественно.

— И что придётся делать?

Куратор ненадолго задумался.

— Слышал о лоббистах? Так вот: Вран лоббирует в правительстве интересы корпуса. Это ни для кого не секрет, просто огласка некоторых договорённостей существенно осложнит жизнь нам и ему, а ещё приведёт к перебоям в поставках оборудования и закрытию финансирования критически важных проектов. Речь не о коррупции, лишь о срезании углов и смазывании шестерней неповоротливого бюрократического аппарата.

— Опасаетесь проблем с РКВД?

— Опасаемся, — подтвердил Альберт Павлович. — Некоторое время назад, судя по кое-каким предпринятым нашими оппонентами действиям, к ним стала просачиваться информация о реальном положении дел. Весьма фрагментарная информация. Уходит она точно не от посвящённых. Скорее, кто-то передаёт содержимое случайно услышанных разговоров. Домашняя прислуга, вахтёры, вхожие в дом люди. Под подозрением круг общения товарища Врана, а также приятели и приятельницы его супруги и дочерей.

— Уверены, что источник утечки следует искать в ближайшем окружения?

— Нет, не уверены. Но другие версии будут отрабатывать другие люди. А ты займись этим почтенным семейством. Сам ничего не предпринимай, просто держи глаза и уши открытыми. Докладывать будешь лично мне. Могу я на тебя рассчитывать?

— Разумеется, Альберт Павлович! А как иначе? — улыбнулся я, не став заикаться об отсутствии у меня выбора. Выбор был, и я его сделал. — Какие вводные?

Куратор покачал головой.

— Для начала просто осмотрись и составь своё мнение. Потом и до вводных дойдёт. И кушай, кушай! А то остынет. Почитай вот на досуге.

Я принял у него газету, это оказался свежий номер «Новинского времени» с колким заголовком «Индустриализация или афера?». Проглядел по диагонали передовицу и вычленил два основных тезиса: импортное оборудование бесследно растворяется на просторах нашей необъятной родины, а республиканское золото впустую оседает в бездонных карманах буржуазных промышленников.

— Кушай! — повторил Альберт Павлович.

Дальше мы о делах уже не говорили. Обсудили боевые действия в Западной Латоне, обменялись мнениями о новой системе отбора и подготовки соискателей и даже немного поспорили о кое-каких неочевидных тенденциях. О семейной жизни моего собеседника речь тоже заходила, но тут он всё больше отшучивался.

Остаток вечера я провёл в сарае за вознёй с мотоциклом. На Кордон его не брал, а два месяца простоя — это немало. Надо профилактику провести, чтобы завтра без осечек обошлось.

Заехал за мной Герасим, как и было условлено, в девять утра. Я перездоровался со всеми, предупредил, что поеду своим ходом, и неспешно покатил за легковушкой. На городских улочках не лихачил, прибавил скорость уже только на просёлочной дороге. Там лёгким усилием воли подкинул мощность и обошёл авто, будто стоячий.

Так дальше и гнал, не видя смысла отставать и глотать дорожную пыль. Очутился на месте пусть и не в один миг, но к дачному посёлку подъехал куда раньше своих спутников. К пропускному пункту подруливать не стал, вместо этого остановился на обочине и взялся проверять состояние узлов и агрегатов. На первый взгляд с мотоциклом оказался полный порядок.

Я уже вытирал руки ветошью, когда на дороге появился переваливавшийся с кочки на кочку автомобиль Герасима. Тогда вернул на голову шлем, нацепил очки и краги, покатил с черепашьей