Взгляд карих глаз внимательно следил за мной. Без прежней цепкости, но все с тем же интересом, что зародила в мужчине моя честность.

Главный имперский палач опасен. Он убьет меня, если прознает о даре Одни. Он убьет Самаэля. Я знала это. Знала и боялась Алрика Харта. Но при этом какая-то часть меня тянулась навстречу, будто любопытный щенок. Осторожно принюхивалась, вслушивалась в интонации голоса, ловила мимику на красивом лице.

Почему-то вспомнились слова Тейдена, что, несмотря на знатность и богатство Харта, немногие охотницы за мужьями решаются приблизиться к нему. Теперь я начинаю понимать, почему. От Харта веет силой. Не просто силой — мощью. Как от надвигающегося снежного бурана — такого, в котором теряется все. В котором исчезает мир и стирается грань между небом и землей. Это стихия, попав в которую погибаешь… или выживаешь, но становишься другим. С обожженными снегом щеками, с часто бьющимся сердцем, но при этом с пьянящим ощущением свободы — самой жизни, которая чувствуется как никогда полно.

Мы не разговаривали. Двигались, разрезая толпу, и неотрывно смотрели друг на друга. В этом взгляде не было страсти, пусть со стороны и могло показаться иначе. Скорее, мы оба — и Алрик, и я — пытались разглядеть за внешним лоском суть. Увидеть тайны и страхи друг друга.

Когда музыка остановилась, замерли и мы. Я присела в реверансе, Харт поклонился. Выпрямился, вдохнул, явно собираясь, заговорить, но я его опередила:

— Благодарю за танец, айр. Это было незабываемо.

— О, поверьте, для меня тоже.

— А сейчас прошу простить, я вынуждена вас покинуть.

— Так стремительно? — Харт вопросительно повел бровью.

— Я обещала танец, — ответила с улыбкой. Мысленно возликовала, заметив у столов с закусками Тейдена, и, снова поблагодарив Априка за внимание, поспешила скрыться.

Сердце стучало испуганно быстро. Эхо его ударов расходилось по телу, как круги по воде от брошенного камня, отдавалось мелкой дрожью на кончиках пальцев. Смогла ли я пережить этот буран? Смогла ли не выдать нашей с Самаэлем тайны? Надеюсь.

Я остановилась чуть в стороне от стола с закусками. Несколько раз глубоко вздохнула, успокаиваясь, расправила плечи и неспешно приблизилась к Тейдену.

— Вы выглядите довольным вечером, — заметила мягко. — Видимо, приемы айров все же пугают вас не так сильно, как меня.

Мужчина обернулся и нахмурился.

— С чего бы они должны меня пугать? Милочка, я вырос в этом блеске. Уверяю, меня скорее напугает его отсутствие.

— Но… как же? Вы же говорили…

— Кому и что? — насмешливо фыркнул он. — Думаете, узнали пару сплетен, и теперь можете стоять вот тут, рядом со мной, и нести беспросветную чепуху, как какая-нибудь городская оборванка?

— Что?.. Нет, мы же сегодня разговаривали. В парке. Утром.

Тейден вздохнул. Причем настолько устало, будто каждое сказанное мной слово давило ему на плечи неподъемным грузом. И пояснил:

— Мое утро, милочка, начинается ближе к обеду. Рано просыпаются лишь слуги.

К нам подошел высокий, худой айр в белоснежном костюме. Посмотрел на меня с удивлением, и протянул Тейдену один из двух бокалов с игристым вином.

— Ни на минуту нельзя оставить!

— Что поделать? Красота и богатство всегда влекли женщин. Породниться с родом Ларен честь для любой из приглашенных!

Оба айра одарили меня презрительными взглядами и, не сговариваясь, зашагали прочь. Я же не могла пошевелиться. Только растерянно хлопала глазами, пытаясь понять — что случилось? Почему поведение Тейдена изменилось так резко?

— Прошу прощения, — услышала я мелодичный голос за спиной, — боюсь, это моя вина.

Сердце ухнуло куда-то вниз, стоило мне обернуться. Перед глазами на несколько мгновений потемнело, и я пошатнулась. Меня тут же с готовностью подхватили под локоть. Вырываться я и не подумала — подняла растерянный взгляд и заскользила им по лицу. Знакомому. Забытому. Увиденному заново, благодаря Самаэлю. Лицу моей мамы.

Как? Разве это возможно? Она спаслась? Нашла меня?

В душе юркой стрекозой затрепетала надежда. Я поймала ее, осторожно скрыла меж ладоней в отчаянном желании сберечь, оставить себе — пусть неправильно и эгоистично, но не дать ей исчезнуть. Сладкий самообман, отринуть который оказалось даже не страшно — больно.

На долгих три секунды я позволила себе поверить в ложь. Ощутила щекоткой по коже прикосновение хрупких крыльев и маленьких лап. А после одним стремительным движением, не давая себе усомниться, отпустила ее.

Это не моя мама.

Это кто-то, кто выглядит как она. Кто, как я, видел ее тринадцать лет назад и повторил облик — молодой, без отпечатка минувших дней. И есть лишь один человек, кому это под силу.

— Здравствуйте, Хальдор.

Растянуть губы в воспитанной улыбке оказалось непросто. Заставить голос звучать спокойно — и того сложнее. Но я справилась.

— Здравствуй, Эвелин. Прости, если этот облик тебя расстроил.

— Нет. Я рада увидеть ее. Пусть и так…

— Пройдемся?

— Да, конечно.

Тепло улыбнувшись, Хальдор приобнял меня за руку и повел вдоль украшенной полотнами стены. Ряд колон, словно барьер, отделял нас от толпы.

— Мне так жаль, Эвелин.

Я повернулась к чтецу. В груди болезненно заныло, стоило вновь встретить мягкий прищур больших серых глаз.

Детская память коротка. Я почти забыла, насколько мама была красива. Точнее, ребенком я не могла оценить ее красоту в полной мере. Теперь же всматривалась в каждую черточку: в прямой нос, аккуратные губы, в едва заметную морщинку между бровей.

— Не стоит, я правда благодарна за возможность увидеть ее, вспомнить.

Густые светлые волосы, украшенные аметистовым гребнем, качнулись, когда чтец склонил голову к плечу.

— Я сожалею не об этом, Эвелин, а о твоей судьбе. Ты никогда не должна была стать… такой, — взгляд Хальдора скользнул к артефакту, висящему у меня на шее.

— И отчасти во всем случившемся виноват я.

Мы повернули и продолжили идти по узкому коридору между стеной и залом, полным гостей. Звуки вечера оставались все таким же громкими, но только нам они не мешали. Даже беседуя вполголоса, мы прекрасно слышали друг друга.

— Обычно я не говорю людям, что вижу, когда смотрю на них. Так легче. И им, и мне. Но Ронвальду я отказать не смог. Думал, он сумеет сохранить разум холодным, ведь именно этим он всегда и славился. Но когда речь зашла о твоей судьбе, выдержка ему отказала. Нет, уверяю, внешне твой отец не дрогнул — не в его это природе. Но я увидел затаившуюся во взгляде тень. И это стало моей второй ошибкой. Потому что я увидел, но не вмешался. То, что он сделал… Против кого пошел в попытке защитить тебя…