– Ой! Ой! – вскрикивает Золушка, когда мышка причёсывает ей брови и выщипывает лишние волоски. – Это просто глупо! Принц же не на красивых бровях захочет жениться, а на девушке, с которой обо всём поговорить можно! Он же не дурак, он в девушке душу прежде всего почувствовать должен!

– Ага, душу! Плохо ты в мужчинах разбираешься, моя милая! – фыркает Магдалена. – А теперь щеками займёмся.

Конечно, за долгие годы домашнего рабства состояние кожи у Золушки оставляет желать лучшего, но мышка хорошо знает своё дело. Очищающие маски из сырой глины, в течение пяти дней строгая диета – только арбуз и сладкий картофель, – и Золушка становится настоящей красавицей, начинает сиять как вечерняя звезда. Теперь пора подумать о том, во что её одеть.

– Быть может, что-то вроде кимоно из золотой парчи или платье со спрятанными в декольте живыми бабочками? – размышляет вслух Магдалена, рисуя лапкой наряды на остывшей золе камина. – Бал состоится уже завтра. Нам нужно что-то этакое… такое… экзотическое, что ли…

– А как насчёт этого? – перебивает её голос Золушки.

Она держит в руках серебряное атласное платье. Оно похоже на наряд ангела, только вместо крыльев у него пышный бант на спине. Платье такое простое и вместе с тем красивое, что у Магдалены перехватывает дыхание.

– Думаю, что… нет, – говорит мышка.

– А почему нет? – удивляется Золушка.

«Да потому, что как только Данте увидит тебя в этом платье, все девушки на свете, кроме тебя, перестанут для него существовать. И я в том числе. А мне не хочется оказаться в одной упряжке вместе с Инес», – думает Магдалена.

– Потому что серебряные платья – это вульгарно, – вслух говорит она, внезапно почувствовав, что становится настоящей ведьмой. – Кстати, где ты его вообще откопала?

– Это платье моей мамы, – с печалью в голосе поясняет Золушка.

– В-вот как? – растерянно пищит мышка.

Всё ясно. На бал Золушка наденет именно это платье, кто бы что ни говорил.

Пока Магдалена беспокоится о том, как будет выглядеть на балу Золушка, она упускает из виду главную опасность. И вот пожалуйста. В день бала, чуть не перед самым отъездом, мачеха бросает злобный взгляд на свежую, розовощёкую, улыбающуюся Золушку в великолепном, тщательно отутюженном платье и… посылает её на конюшню выгребать навоз. Падчерица должна убрать его, а затем успеть искупаться, одеться и успеть сесть вместе со всеми в карету.

– Брось, не делай этого. Откажись хоть раз, – предупреждает её Магдалена. – Это ловушка.

– Глупая ты, мышка, – вздыхает в ответ Золушка.

Она быстро наводит порядок на конюшне, выбегает во двор, вся перепачканная навозом, и видит, что её сводные сёстры и мачеха уже садятся в карету и слуга закрывает за ними дверцу. Сестра Бруха одета во что-то несуразное. На сестре Бруте серебряное платье Золушки.

– Как… – ахает Золушка. – Почему…

– Ну просто это платье на ней лучше смотрится, чем на тебе, – сквозь зубы отвечает мачеха.

– Но… – Слёзы набегают на глаза Золушки, а когда она смахивает их, кареты уже нет, только клубится вдали пыль над дорогой.

А перед Золушкой сидит на земле белая мышка и тихо раскачивает головой.

«Тут только настоящее чудо может помочь, – думает Магдалена. – А я кто? Я просто мышь, и больше никто. Так теперь, наверное, и умру мышью».

– О, святая Тереза, – тихо пищит она, сложив на груди лапки. – Прошу тебя, помоги нам с Золушкой попасть на бал.

– Святые мольбы грешников не слушают, – говорит Золушка.

– Грешников? С каких это пор я грешницей стала, интересно бы узнать! – возмущается мышка.

– С такой! – отвечает Золушка. – Кто на кухне масло и сыр ворует? Кто в подвале вино потихоньку отпивает? А мачехин будуар? Кто в него каждое утро как в туалет ходит, а?

– Будуар, будуар, – ворчит мышка. – По-моему, куда больший грех – это то, в каком виде твоя матушка каждое утро из этого будуара на люди выходит.

– Ладно, не пойду я на бал. И правильно, нечего мне там делать, – с мрачной решимостью заявляет Золушка. – И платье серебряное на Бруте лучше смотрится, чем на мне, права мачеха.

– Брось, – огрызается Магдалена. – Ты была бы счастлива, если бы они все трое мышьяком отравились. Или мухоморами, например. Хватит уже святую мученицу из себя строить. Ты хочешь пойти на бал, я знаю. За принца хочешь выйти замуж, чтобы с усмешкой посмотреть после этого в глаза своим так называемым сёстрам. Или, по крайней мере, убраться подальше от этого дома, где тебя за прислугу держат, хотя ты законная наследница отцовского состояния. А что касается платья… Знаешь, мне доводилось видеть варёные яйца, в ломтики бекона завёрнутые, так вот, они гораздо изящнее смотрелись, чем Брута в твоём серебряном платье. Давай скажем честно, что корова на льду рядом с ней просто отдыхает. Так что прекращай из себя жертву строить и хотя бы раз в жизни скажи всё, что ты на самом деле думаешь!

Золушка молчит, смотрит, прищурившись, на мышку, потом говорит со вздохом:

– Думай, не думай, а на бал мы с тобой всё равно уже опоздали…

– Нет! – перебивает её мышка. – Ещё не поздно! И мы должны попасть на этот бал. Должны, ты понимаешь? Ты спросишь, с чего это я так переживаю и что я, мышка белая, на том балу забыла? Скажу только, что есть у меня на то свои причины, как и у тебя. А больше ничего не… Эй, что ты делаешь?

– Загадываю желание на звезду, – отвечает Золушка, задрав голову к небу. – Мама мне всегда говорила, что если ты добрая и любящая, то загадай желание, глядя на вечернюю звезду, и к тебе сразу твоя фея-крёстная придёт. Придёт и желание твоё исполнит.

Мышка и девушка ждут фею-крёстную.

Никого нет.

Потом раздаётся стук копыт и колёс, и мимо них проносится карета…

– Фея! Фея-крёстная! – кричит Золушка, бросаясь вслед за каретой.

На мгновение даже Магдалена поддаётся этому порыву Золушки. Она догоняет карету, прыгает на колесо, оттуда на облучок и потом прямо на нос кучеру. Тот пугается, резко натягивает поводья, останавливая лошадей, а Магдалена, укусив его за нос и ткнув своей остренькой мордочкой в глаз – чтобы не спешил снова тронуться с места, – даёт Золушке возможность догнать карету и вскочить в неё. Следом за ней в какую-то дырку внутрь кареты просачивается мышка и чинно устраивается на коленях Золушки.

На противоположном от них сиденье расположилась старая женщина с косынкой на голове и большой, почти в половину лба, родинкой. Она внимательно и молча смотрит на девушку.