– Лори рассказала, что уже приносила извинения, а ты не принял их, – говорила Бекки брату за неплотно прикрытой дверью. – Но при этом ты считаешь, что это совершенно нормально – попросить помочь тебе с перевязкой?

– После всего, через что мне пришлось пройти по ее вине, я не могу просто взять и сказать «все нормально». В этой ситуации ничто не нормально и никогда не будет.

– Но ради услуги с ее стороны ты готов на секундочку забыть обо всем, я правильно поняла?

– Ради спокойствия матери я готов просить об услуге даже серийного маньяка.

– Еще никто не говорил тебе, что ты козел, Вильям?

– Дай-ка подумать. Говорили «калека», говорили «трехпалый», говорили «псих», говорили «мудак». И козел, кажется, в этом списке тоже был…

– Знаешь, что? Пускай-ка в следующий раз тебя перевязывает Айви! Она тебя трахает – она пусть и лечит! А Лори больше не будет этим заниматься. И если тебе захочется увидеть ее здесь, то приглашать ее на чай будешь сам. Я больше и пальцем не пошевелю. Ты жесток к ней, Вильям. Так же, как когда-то была она. Но она повзрослела, раскаялась и переживает из-за той жестокости. А ты – нет.

Я постучала и вошла с наигранным «А вот и я!» Разговоры тут же стихли. Бекки с ярким румянцем на щеках опустила глаза, Вильям отвернулся к окну.

– Мне пора возвращаться. Я сегодня ездила к родителям в Атлон и очень устала… Вильям, вот вода и антибиотик… Надеюсь, все хорошо заживет.

Бекки кивнула мне, Вильям поблагодарил, а я вернулась к себе и свернулась калачиком на кровати. Меня душили слезы, горькие и горячие. Все утро и весь день меня переполняли робкие мысли о том, что я могу подождать, что я могу быть терпеливой, и если отношения Вильяма и Айви не выдержат проверку временем, то, возможно, у меня появится шанс. Шанс обрести свое счастье, сбросить с себя заклятие Стигмалиона, любить и быть любимой. Но сейчас все эти мечты вспыхнули и сгорели, как бумага. Он не простит мне того, что я когда-то сделала.

Выплакав все глаза, я открыла ноут и загрузила сайт с объявлениями о недвижимости. Самое время начать подыскивать другое жилье. Я должна съехать отсюда и не тешить себя наивными мечтами.

* * *

«Привет всем, новость дня: я влюбилась.

И пока не понимаю, что с этим делать.

Представьте, что вы шли по улице в нарядном платье. Наслаждались погодой, строили планы и улыбались прохожим. И вдруг на вас обрушилось ведро ледяной воды! И вы больше не можете думать ни о чудесной погоде, ни о том, куда шли, ни о том, что подумают люди, – вы просто стоите и дрожите на ветру. И не понимаете, что делать дальше. Вот что такое любовь…»

Сто пятьдесят комментариев: все мои читатели в шоке. Все хотят подробностей.

И его фотку.

Незнакомка в розовом лифчике, сжимающая в руках одну из моих футболок и изучающая фотографии на стене комнаты – знала ли она, какой смертельный номер затеяла? Вот уже два года порог этой комнаты переступала только одна девушка – Айви Эванс (ну и сестра, постоянно таскавшая мою одежду и не имевшая ни малейшего представления о личном пространстве). И если бы Айви узнала об этом вторжении, то остаток вечера мне бы пришлось провести в качестве рефери.

Девушка резко обернулась на звук моих шагов и, прижимая футболку к груди, нервно заметила:

– Как насчет того, чтобы научиться стучать?!

И в этот момент произошли сразу две странные вещи: мне вдруг стало тяжело дышать, и пронзительная, нестерпимая боль прострелила левую руку – ту самую, на которой не было двух пальцев. Я сжал ее в кулак и спрятал в карман.

Что, черт возьми, это было? На что такая реакция? Ведь не на эту вот малолетку, испуганно переводящую глаза с меня на фотки и обратно. Она нервно отступила и еще сильнее вцепилась в футболку: пальцы дрожали. У ног лежала упавшая кофточка, залитая какой-то жидкостью, скорее всего, выпивкой. Все ясно, Бекки притащила ее сюда переодеться и вручила одну из моих футболок – черную, с ярко-красным логотипом «Under Armour» на груди. Та самая, которая была на мне, когда мы с Айви впервые занялись сексом, и которую Айви потом носила весь следующий день, утопая в ней, как в платье. Забавная ирония: теперь другая собирается надеть ее поверх своей довольно-таки симпатичной груди. Надеюсь, Айви уже достаточно выпила и не заметит этой вопиющей наглости.

– Стучать? В дверь своей комнаты? – раздраженно переспросил я и вышел.

Девчонка вылетела из моей комнаты меньше чем через минуту и тут же принялась извиняться. Ее голос снова заставил бушевать во мне какие-то странные искры, бегавшие по позвоночнику и оседавшие в кончиках пальцев.

– Мы нигде раньше не встречались? – спросил я, заставляя себя дышать ровно.

Нигде. Она отмела все возможные варианты. Все лето готовилась к поступлению.

– Первокурсница? – предположил я.

Она самая.

– Веселись, – сказал я, вошел в свою комнату и закрыл дверь. Прислонился лбом к стеклу окна, пытаясь успокоить растрепанные нервы. Внезапно мне в голову пришла мысль о пожарной лестнице: интересно, если вдруг понадобится сбежать из этой квартиры, смогу ли я?

И тут до меня дошло, что это паническая атака. Я давно их не испытывал, но они у меня уже случались. В ответ на триггеры.

«Триггер – это нечто, что заставляет снова испытывать пережитый ужас, Вильям, – когда-то объяснил мне мой психотерапевт. – Придется избегать их всеми силами. Ты говоришь, что на тебя накатывает паника и ступор, когда ты слышишь лай собак? Тогда это то, что нам с тобой не стоит слышать. Обычно триггер является частью травмирующего переживания: это может быть плач ребенка, звук бьющегося стекла, некий символ, текст или изображение. Понимаешь? Что-то еще, кроме лая, вызывает у тебя панику, желание спрятаться, испуг, отторжение?»

«Нет, – ответил я тогда. – Только лай».

Очевидно, не только он.

Я переоделся, поставил телефон на зарядку и вышел из комнаты, едва не столкнувшись с этой дюймовочкой, похитившей мою футболку. Она и в самом деле была мелковата: едва доставала до плеча. Как рассерженный воробей, набросилась с какими-то расспросами: она что-то не так поняла и потребовала объяснений.

Я начал объяснять, что к чему, едва не зеленея от очередного приступа паники. Мне вдруг совсем поплохело. Захотелось сбежать. Захотелось отпихнуть ее, захотелось, чтобы она закрыла рот и наконец прекратила мучить меня своим…

Голосом.

Мне становилось плохо от ее голоса.

Я ушел из коридора раньше, чем успел осознать это в полной мере. Вернулся к Айви и принялся нежничать с ней на диване, пока толпа опустошала бутылки и играла в не самые пристойные игры.

Айви вела себя очень дерзко, когда была пьяной. Потеряв всякий интерес к моей груди, Айви сунула руку под пояс джинсов. Я напрягся, но она умело избегала контакта с моей кожей. Просто касалась через ткань боксеров. Бесстыдница.