Затем собрала «своё» оборудование для уборки и покинула люкс.

Аккуратно закрыв за собой дверь каморки, в которой она оставила инвентарь горничной, Элисон выдохнула с облегчением. Наконец-то она сможет отдохнуть!

От непривычной нагрузки у неё ломило всё тело. Руки дрожали, а ноги казались налитыми свинцом. Поясница ныла, напоминая о каждом наклоне и повороте, а плечи и вовсе отказывались распрямляться. Даже пальцы на ногах и те болели! Не говоря уже о пальцах на руках!

Но хоть не зря! Эта мысль грела. Правда, не так, как мысль о горячей, пахучей травами ванной и мягкой постельке… скорое наслаждение которыми ей, правда, светило только в том случае, если на иллюзорную неё сегодня не покушались.

– Фарт?! – тихо позвала она, дабы уточнить у него, как прошел день у шефа, но тот не отозвался.

Зато отозвался другой голос. Правда, не из наушника, а из-за угла.

Знакомый, чтоб его, до боли, голос! Даже несмотря на то, что герцогиня говорила шепотом.

– Вы поаккуратней с ним пока… пока я не решу, что с ним дальше делать, – кого-то инструктировала она.

Все мысли об отдыхе мгновенно улетучились из головы Элисон: стараясь не издать ни звука, она в ту же секунду крадучись направилась к повороту, из-за которого доносился шепот.

Глава 23

Невероятная концентрация, которая была необходима при подслушивании путем проникновения в чью-либо сознание, была опасна ещё и тем, что занятый подслушиванием становился довольно невнимательным к происходящему вокруг него.

Нет, на то, чтобы поддерживать разговор и не выглядеть при этом рассеянным Дина ещё хватало, но вот на всё остальное, на фоне начавшейся с непривычки раньше, чем обычно головной боли, ни ментальных, ни магических сил уже не оставалось. Поэтому он понятия не имел, в каком из пяти или шести выпитых им бокалов шампанского, было подчиняющее волю зелье. В качестве ещё одного оправдания допущенного им промаха, правда, нужно отметить, что зелье, которым его напоили, было специально разработано для того, чтобы драконы с их тонким вкусом и обонянием не смогли его почувствовать. И в чем же тогда был его промах? А в том, что он не только не почувствовал того, что герцогиня засекла чужое присутствие в своей ауре, но и не понял, что в какой-то момент ему просто стали «лить в уши воду».

Потому, прийдя в себя на воняющем хлоркой полу в окружении обступивших его со всех сторон одетых в одинаковые пижамы людей, он очень удивился.

Только что он находился в роскошном зале отеля, окружённый разодетой в пух и прах публикой и вкушал шампанское и деликатесы, и вдруг оказался…

А где это, к слову, он оказался?

Дин посмотрел за спины тех, кто его обступил.

Первое, что он увидел были белые стены, стерильные и холодные, какие бывают только в больницах для бедных. Затем рассмотрел высокие окна… с решётками.

Мебель в помещении была скудной и пугающе простой. Металлические кровати с жёсткими, тонкими матрасами, поверх которых лежали грубые серые покрывала. Рядом с каждой кроватью стояла небольшая тумбочка, на которой не было ничего, кроме старой, лампы с тускло горящей лампочкой. Под окном большой деревяный стол, прикрученный к полу.

Ещё до того, как он вновь посмотрел на обступивших его людей и на сей раз обратил внимание на их лица и по ним понял, что приветственный комитет этой вечеринки состоит из явно нездоровых на голову людей, он уже знал, где он.

И потому первой его мыслью было: он спит и видит кошмарный сон. И дабы убедить себя в этом окончательно, ущипнул себя за руку и… скривился от боли.

Знал бы, что будет так больно, щипал бы нежнее! Подумал было он и тут же сам себя осек. Нашел, о чем печалиться, придурок! У тебя, вообще-то, есть печали куда покрупнее!

Дин потянулся к силе, но она обычно всегда откликавшаяся не просто с готовностью, но с нетерпением, теперь едва ощущалась где-то на периферии его сознания, подобно теплу затухающего костра. Неприятный холодок пробежал по его позвоночнику. Дела его обстояли, мягко говоря, не блестяще. Он тяжело вздохнул. Чего только с ним не случалось, но вот такого… Мало того, что его похитили и лишили силы, так ещё и запихнули в психушку! Он попытался вспомнить хоть что-то, но последнее, что он помнил – это себя, смеющимся чьей-то шутке, чьей именно он не помнил, да и смеялся он лишь потому, что смеялись и все остальные. И после этого всё. Вообще никаких воспоминаний, ни туманных, ни отрывочных, НИКАКИХ.

Хреново! Не то слово, хреново!

Подумал он и перевел взгляд на «приветственную делегацию». Среди серой массы которой (причем в прямом смысле, потому что все «делегаты» были одеты в пижамы серого цвета) выделялись трое: худой мужчина с впалыми щеками, шепчущий что-то себе под нос, старик с дёргающимся глазом и широко улыбающийся ему великан.

– Я Громила! – представился он.

– А я Дин, – представился Дин.

– Шшш! – прижал палец к губам худой с впалыми щеками. – Никаких имен! – заговорщицки прошептал он.

– Хорошо, – не стал спорить Дин, потому как с психами спорить – себе же дороже. – Тогда, я дракон! – ляпнул он первое, что пришло ему в голову.

– Кто дракон? – хохотнул старичок с дергающимся глазом. – Ты дракон?

– Ну как бы да, – честно ответил Дин. Тем не менее, прозвучало это как-то неуверенно и даже стыдливо.

– Тогда докажи! – потребовал старичок.

– Как? – настороженно уточнил Дин, почти уверенный в том, что сейчас из толпы психов выйдет ещё один «дракон» и предложит ему отстоять честь называться драконом в честном бою.

Но, то ли других драконов не было, то ли у него было слишком воинственное воображение, только он не угадал.

– А зарычи! Зарычи как дракон! – потребовали у него.

– Да! – тут же подхватили остальные хором. – Зарычи как дракон!

Ну и что Дину оставалось делать? Не зря ведь говорят, с волками жить – по-волчьи выть! Ну или в его случае, с психами жить – самому психом быть!

Сначала получилось что-то вроде утробного хрипа, больше похожего на звук умирающего от удушья, но, почувствовав поддержку толпы, он воодушевился и… разогнался. Его хрип становился всё громче, переходя в нечто и в самом деле похожее на рычание, правда не дракона, а скорее комнатной собачонки. Но