дома. Меня тревожили его оценки, но он только смеялся. Как вы знаете, учился он отлично, вы все про него знаете, а то как же. Потом он купил себе ружье и охотничий нож.

Мне противно было видеть в доме эти вещи, я ему так и сказала. Он рассмеялся, он на все отвечал смехом. Сказал, что будет держать ружье и нож в багажнике машины, сказал, что оттуда их все равно брать легче.

Однажды в субботу он не пришел ночевать. Я извелась чуть не до полусмерти. Так он возвращается на следующее утро около десяти и просит приготовить ему завтрак – сказал, аппетит нагулял на охоте, сказал, что извиняется, что пропал на всю ночь, сказал, что им пришлось очень далеко ехать до места. Звучало все это странно. И он сильно нервничал.

И куда ты ездил?

В Венас. Постреляли маленько.

А с кем ты ездил, сынок?

С Фредом.

С Фредом?

Он посмотрел в пустоту, а я не стала продолжать разговор.

В воскресенье, то есть на следующий день, я пробралась к нему в комнату, чтобы взять ключи от машины. Он еще накануне пообещал кое-что купить к завтраку по дороге с работы – я подумала, может, купил и в машине оставил. Увидела его новые ботинки – наполовину торчат из-под кровати, все в грязи и песке. Тут он открыл глаза.

Сынок, что у тебя с сапогами? Ты на них только погляди.

У меня бензин закончился, пришлось идти пешком до колонки. Он сел. А тебе-то что?

Я твоя мать.

Пока он был в душе, я взяла ключи и пошла к машине. Открыла багажник. Продуктов не нашла. Увидела ружье – оно лежало на каком-то покрывале, – увидела нож, а еще его рубашку, скомканную, я ее расправила, а она вся в крови. Насквозь промокла. Я ее выронила. Закрыла багажник, пошла обратно в дом, увидела, что он стоит у окна и смотрит, а потом он открыл мне дверь.

Забыл тебе сказать, у меня кровь из носа пошла, и сильно, не знаю, рубашка отстирается или нет, лучше выброси. И улыбнулся.

Я через несколько дней спросила, как у него дела на работе. Нормально, говорит, и еще говорит – зарплату повысили. А потом я встретила Бетти Уилкс на улице, а она и говорит, как они все в «Хартли» расстроились, что он уволился, любили его все, говорит она, Бетти Уилкс.

Еще через два дня я лежала в кровати и не могла уснуть, все смотрела в потолок. Услышала, как он подъехал, ключ вставил в замок, прошел через кухню, по коридору в свою комнату, дверь за собою закрыл. Я встала. Гляжу под дверь – у него свет, я постучала, дверь толкнула, спросила, хочешь чашку горячего чая, сынок, мне что-то не спится. Он стоял, согнувшись, у комода, ящик резко задвинул, повернулся ко мне и как крикнет, пошла вон, убирайся отсюда, достало, что ты за мной шпионишь, вот он что закричал. Я вернулась к себе и плакала, пока не заснула. Он в ту ночь разбил мне сердце.

На следующее утро он встал и ушел, со мной не повидавшись, но мне так легче было. Я собиралась теперь обращаться с ним как с обычным жильцом, пока не одумается, у меня всякое терпение кончилось. Пусть извиняется, если хочет, чтобы мы не жили как два чужих человека под одной крышей.

Вечером прихожу домой – он ужин приготовил. Ты как? – спрашивает, берет у меня пальто. Как день прошел?

Я сказала, я вчера всю ночь не спала. Слово себе дала, что не стану эту тему поднимать, не хочу, чтобы ты чувствовал себя виноватым, вот только не привыкла я, чтобы сын со мной так разговаривал.

Давай покажу тебе одну вещь, сказал он и показал мне свое сочинение по обществоведению. Что-то там было, кажется, про отношения между конгрессом и верховным судом. (Он именно за это сочинение потом получил награду на выпускном!) Я попыталась читать, а потом подумала: вот время и пришло. Сынок, хочу я с тобой поговорить, в нынешние времена ребенка растить нелегко, особенно если в доме нет отца, если мальчику не с кем поговорить, когда нужно. Ты уже почти взрослый, но я все еще за тебя отвечаю, и кажется мне, я заработала право на некоторое уважение и вежливость, я всегда старалась быть с тобой честной и справедливой. Я хочу, чтобы мне говорили правду, сынок, я только этого у тебя всегда и просила: говори правду. Сынок, – тут я выдохнула, – допустим, у тебя у самого ребенок, и вот спрашиваешь ты у него что-то, что угодно, где он был, куда собрался, чем занимается, что угодно, а он никогда, ни единого разочка не скажет тебе правду? Ты его спрашиваешь, идет на улице дождь или нет, а он тебе – нет, там ясно и солнечно, и при этом, похоже, смеется про себя и думает, что ты совсем старая и совсем тупая, не замечаешь, что у него одежда мокрая. А ты все спрашиваешь себя, ну зачем он врет? Понять не могу, какая ему с этого корысть. Я вот все мучаю себя вопросом – зачем, но ответа так и не могу найти. Зачем, сынок?

Он ничего не сказал, смотрел в одну точку, а потом придвинулся ко мне и сказал: я тебе покажу. И так сказал: на колени, говорю, встань, говорю, на колени, это и есть первая причина.

Я убежала к себе в комнату, заперлась. Он в ту ночь ушел, забрал свои вещи, все, что захотел забрать, и ушел. Хотите верьте, хотите нет, но больше я его никогда не видела. Только на выпускном, но и там только в толпе. Я сидела в зале и смотрела, как он получает аттестат и награду за свое сочинение, слушала, как он выступал, похлопала вместе с остальными.

Потом вернулась домой.

Больше я его никогда не видела. Нет, видела, конечно, по телевизору, видела фотографии в газетах.

Узнала, что он пошел в морскую пехоту, а потом мне кто-то сказал, он уволился, поступил в колледж где-то на Западе, женился на этой девушке, занялся политикой. Стала встречать его имя в газете. Выяснила его адрес, написала ему, писала раз в несколько месяцев, никакого ответа. Он пошел на губернаторские выборы, выиграл их, стал знаменитым. Тут я и начала тревожиться.

Я нагнала на себя страхов, перепугалась не на шутку, писать ему, разумеется, перестала, а потом уже только и надеялась: он, верно, думает, что меня уже нет на свете. Переехала сюда. Телефон поставила без имени абонента. Потом и имя сменила. Если вы влиятельный человек и