— тонкие брови вразлёт. Прямой нос с лёгкой горбинкой и полные губы. Это был очень красивый мужчина.

— Я задержался, но теперь вы мои гости, — в его голосе больше не было нетерпения, и он приобрёл мягкость и звучность.

— А мы — путешественники, — совсем без робости первым отозвался Бен, что вызвало улыбку у мужчины.

— Я знаю, что вы путешествуете.

— Ты догадался?

— Нет, это видно.

— По чему? — не унимался Бен, разглядывая то себя, то меня.

— Хотя бы по одежде! Вы издалека. И ты ему, — мужчина указал на меня, — не сын.

Бен был сражён, да и меня это тоже удивило.

– Óдин, меня зовут Óдин, — представился он.

— А я Бен, а это мой друг Ник.

— Ник? Ты просто зовёшь его так? У него есть полное имя, как и у тебя.

— Николай его зовут, а я — Бенедито, — сказал Бен, совсем упавший духом.

— Николай, ты ищешь место, где тебе остановиться; сейчас я свободен и мог бы быть вашим гидом. Вижу, вы не устали, мы можем прямо сейчас отправиться в путь.

— Я не возражаю, но Óдин, откуда ты так много знаешь о нас?

Он улыбнулся, но ответил уклончиво:

— Пойдёмте, по дороге всё объясню.

И мы снова прошли мимо дома, затем пошли вдоль грядок к рощице.

— Мне нравится работать на земле. Это так радует, когда видишь результат своей работы, — говорил Óдин, показывая на ровные грядки.

И вот мы снова в рощице. Бен во все глаза рассматривал деревья. Пока мы ждали хозяина дома, день сменился вечером, и теперь листва персиков, казалось, отливала золотом.

— Это декоративные персики, — сказал Óдин, — вид, вымерший на Земле.

— И такое росло на Земле? — спросил Бен.

— Да, были такие времена, но очень давно. Стоит ли вспоминать о том, что кануло в Вечность… Я — ваш гид, идёмте.

И Óдин ускорил шаг, тем самым увлекая нас за собой. Мы шли по золотой роще, и я стал улавливать нарастающий шум. Я лишь мог предположить, что это шумит вода.

Внезапно рощица осталась позади нас. Мы вышли к морю! Как оно грандиозно и неповторимо! Волны стремительно неслись к берегу, курчавились, разбивались о камень и отползли назад, пенясь, чтобы с новой силой обрушиться на берег. В ритмичности движения волн было что-то чарующее и захватывающее дух.

— Здесь крутой склон, — заговорил Óдин, — но хорошо видно море. А там, вон за тем мыском, — он указал на него рукой, — город. Его название Асгард!

— А какой он? — спросил Бен.

— Кто?

— Да не кто, а что! Город?

— Если хотите, мы можем сразу и отправиться туда, — говорил нам Óдин.

— Только по берегу, — предложил я.

— А ты, Бенедито? — поинтересовался Óдин.

— Я не возражаю.

— Что ж, идёмте.

Снова Óдин идёт впереди, а мы за ним. Ни я, ни Бен никогда не видели моря… Здесь всё было почти нереально, во всяком случае, так воспринималось. Мы, прожившие в небольших городах, были заворожены увиденным. По побережью мы дошли до города. Бен успел окунуться в воду, сбросив одежду на ходу.

Ни о чем не хотелось говорить, только слушать шорох растекающейся по песку морской воды, видеть набегающие одна на другую волны. Это так прекрасно — наслаждаться спокойствием, когда тебя переполняет необъяснимая радость к жизни и всему, что окружает. Бен, искупавшись, догонял нас.

— Не хочу быть навязчивым, Николай, но ты не оставишь выбор на этой планете. Ты пойдёшь дальше.

— Почему ты так решил, Óдин?

— Просто я это вижу по тебе. Ты можешь приходить сюда, чтобы отдохнуть, но жить… Понимаешь, Николай, всё твоё существо стремится к покою и простоте. Здесь же ты всё воспринимаешь как что-то нереальное, сказочное. Это ведёт к напряжению. Поэтому ты будешь искать место более спокойное.

— Ты прав. Для меня здесь всё: как яркие сказочные декорации.

— О, Николай! Как много вы ещё с Бенедито не видели… Есть места, красота которых не может быть передана словами: яркость красок, множество оттенков, их насыщенность… Может и сможешь ты когда-нибудь достичь этой красоты…

— Да, я ещё очень много не знаю. Мне предстоит учиться.

— Николай, не зная, где ты уже побывал, и где определён твой выбор, попробую предугадать. Ты остановишься на одной из трёх планет: на планете Озёр, Розовой, или, в крайнем случае, Мраморной, хотя она слишком мрачна для поэта…, поэта-лирика.

– Óдин?!

— Я что-то сказал не то?

— Но ведь я не говорил тебе о том, что писал стихи. К тому же, как поэт, я не состоялся, и …

— Не важно, как было воспринято твоё творчество, важно, что твоя душа — лирик. И ты прав: тебе многому придётся учиться. Извини, если я задену твоё сугубо личное, но мне хочется дать тебе один совет.

— Совет?

— Да, ты слишком чист и наивен. Мне хочется уберечь тебя, если это удастся, от необдуманных поступков.

— О чём ты, Óдин?

— Николай, не всегда мы получаем то, чего страстно желаем. Ты найдёшь место, где поставишь дом. У тебя будет почти всё…, - он едва заметно колебался, подбирая слова, — но будет неудовлетворённость… как бы сказать… в обществе что ли. Не заостряй на этом внимания и не наделай глупостей. Отдайся целиком учёбе и познаниям. В этом будет твоё спасение.

– Óдин, что именно ты имеешь ввиду? Мне грозит какая-то опасность?

— Нет, Николай, тебе ничто не грозит. Просто ты неуклонно идёшь к непоправимому.

— Но я не совсем понимаю тебя, Óдин…

— Придёт время, ты поймёшь всё, вспомнив наш разговор. А как насчёт планет, — он явно пытался сменить тему разговора, — я не сильно ошибся, называя их?

— Да нет, на Розовой мы уже побывали с Беном, а вот о Мраморной мне ничего не говорилось.

— Тогда твой выбор падёт на планету Озёр, ведь на Розовой ты не остался.

— Да, но мне хотелось увидеть и другие места, чтобы сделать выбор.

— Какой выбор, Ник? — спросил, догнав нас Бен.

— Невежливо встревать в разговор, а потом, он не Ник, а Николай, — строгий тон Óдина несколько охладил пыл юного Бенедито.

И вот мы вышли к городу. Все обиды были забыты. Город этот так необычен! Рядом с небольшими аккуратными домиками стояли настоящие дворцы! От земли они были от тёмно-малинового до бордового цвета, а со второго этажа — белые. Зрелище захватывающее.

– Óдин, почему они такие цветные? — спросил Бен, кивнув в сторону построек.

— Так вот устроено. Чем светлее первый этаж постройки, тем позднее оно сооружено. Со временем розовый цвет станет тёмным и сгустится до бордового. А то, что верхние этажи