бы чаще носить кепку. Она подходила ему, скрывая его обычную угрюмость, и издалека он казался более дружелюбным. Если не обращать внимания на его мышцы, массивную грудь, татуировки и высокий рост.

— А вот и ты, — сказал он.

Мне пришлось практически запрыгнуть в его внедорожник. Он находился очень высоко от земли. Пристегнувшись, я оглянулась и увидела ухмыляющегося Элайджи.

— Что?

— Ты отлично выглядишь, в моей машине, в розовой форме и все такое.

Я склонила голову набок, немного понаблюдала за ним, а затем посмотрел вперед. Рада, что хоть кто-то счастлив, что у меня нет машины.

— Оставлю это без внимания, поскольку мне не помешает комплимент. У меня было паршивое утро.

— Тебе не нравится, когда я улыбаюсь?

— Почему ты такой довольный? Я лишилась машины и теперь вынуждена просить родителей возить меня…

— Я же сказал, что буду возить тебя.

— Ты не можешь делать это постоянно. Кроме того, зачем кому-то, не имеющему отношения к делу, утруждать себя?

В таких вопросах обращаешься к семье.

— Внимательно наблюдай за мной.

В его темных глазах сверкнуло обещание, что он планирует доказать мне обратное.

Я сдалась и позволила ему отвезти нас в «Walmart». Мне пришлось практически отметелить его, потому что он пытался заплатить за кресла. На самом деле я его не била, но могла бы, если бы поблизости оказалась метла. Он перестал спорить, увидев, как я расстроилась из-за этого. Он и так сделал достаточно, учитывая его помощь с транспортом.

Дружить с людьми настолько просто?

Дружба всегда вызывает настоль приятные чувства? За пару месяцев грубиян стал частью нашей жизни. Меня поразило, в хорошем смысле этого слова, насколько изменились наши жизни. Мне нравилась наша дружба.

Я занервничала, когда мы подъехали к дому родителей. Я попросила Элайджи оставаться в машине, пока заберу Элая и Люси, но он проигнорировал меня. Закрыв водительскую дверь, он достал автокресла из багажника и начал открывать коробки. Я все время поглядывала в сторону дома, боясь, что папа выйдет на крыльцо. Он бросит один взгляд на Элайджи, и все будет кончено. Я боялась, что он скажет что-нибудь о его татуировках. Папа был добросердечным человеком, но ему были присущи устаревшие взгляды.

— Они уже собраны?

Забыв на секунду об отце, я с недоумением наблюдала за тем, как Элайджа пытается разобраться с креслами.

Я улыбнулась.

— Не волнуйся, я в мгновение установлю их в машину.

— Нет, я хочу сам разобраться в этом дерьме, — проворчал он.

— Элайджа!

Слишком поздно. Я была вся на нервах, когда Люси выскочила из дома, и, конечно же, с ней был папа, державший Элая на руках.

Взглянув на Элайджи, папа прищурился. Элайджа выпрямился, увидев приближающихся Люси и папу.

— Люси.

Элайджа улыбнулся и подхватил ее на руки, как только она подбежала к нему.

Папа заговорил:

— Кажется, у Элая уже режутся зубки. Сегодня он был немного ворчливым. Видишь мамочку? Вот кто тебе нужен? — ворковал он, обращаясь к Элаю, который еще сильнее засуетился, увидев меня.

Он сразу успокоился, когда папа передал его мне. Он принюхивался в поисках молока.

— Ты скучал по мне? — спросила я, постукивая его по носу. Я вспомнила об Элайджи и папе и обратил на них свое внимание. — Папа, это мой сосед Элайджа.

Элайджа протянул руку, и папа пожал ее, изучая его руку, но ничего не говоря. Спасибо, помадка!

— Приятно познакомиться.

— Очень мило с твоей стороны забрать Хэдли, — сказал ему папа.

Я поняла, что он выведывает информацию.

Я прокашлялась.

— Да.

— Во сколько мне заехать за вами утром? — спросил папа.

— В этом нет необходимости. Я сказал Хэдли, что отвезу их туда, куда нужно.

Глаза папы расширились, когда он увидел, как Элайджа наклоняется и снова изучает автомобильное кресло с решительной гримасой на лице.

— Ну и как же эта штука…

Глава двадцать третья

Элайджа

— Лэнс, быстрее, иди посмотри! — крикнул Уолдо, как только переступил порог салона.

Я не удосужился оторвать взгляд от эскиза, который рисовал для клиента.

Через секунду они ввалились в дверь, смеясь.

— Чувак, в твоем внедорожнике автокресла.

Мне пришлось поднять голову.

— Не начинай. Ты уже видел их.

Я снова продолжил рисовать.

— Да, но почему они до сих пор в твоей машине?

В голосе Лэнса звучало сомнение, но я не переставал рисовать.

— Какой смысл вытаскивать их, если у нее нет машины? — Здесь все очень любопытны. — Кроме того, так проще по утрам, когда она работает. Не нужно каждый раз устанавливать их.

Хэдли пыталась забрать их в тот вечер, когда я привез их домой, но я указал на бессмысленность этого поступка, пока у нее не появится новая машина. Не нужно быть экспертом, чтобы понять, что ее машина не подлежит ремонту. На днях она попросила отца отвезти ее в полицию за протоколом для страховой компании, и это меня расстроило. Я хотел отвезти ее. На этой неделе я трижды отвозил ее на работу и забирал. К сожалению, в следующие несколько дней у нее были выходные. Несмотря на то, что сказал, что отвезу ее куда надо, уверен, она не попросит меня об этом, в свой выходной. Скорее всего, она обратится к своим родителям.

Табурет заскрежетал по полу. Он подкатился и остановился по другую сторону стола, за которым я рисовал. Краем глаза я увидел, как Венди плюхнулась на стул и скрестила руки на груди.

— Мы тебя не узнаем.

Хмыкнув, я спросил:

— Что ты имеешь в виду?

— Доброта не твой конек, Элайджа. Тебе идет.

Подняв взгляд, я увидел, что она ухмыляется.

— Разве тебе не нужно сделать татуировку или что-то в этом роде?

— Я свободна ближайшие тридцать минут, — сказала она мне, наклоняясь вперед. — Хэдли милая, очаровательная и красивая. Полная противоположность тебе.

Я отложил карандаш.

— И?

— Нам стало интересно, нравится ли она тебе. Ты из кожи вон лезешь, чтобы помочь ей, и трижды на этой неделе уходил с работы пораньше. Ты никогда не уходишь рано!

— Конечно, она мне нравится. Как может быть иначе? — Когда ее глаза озорно заблестели, я застонал и провел рукой по лицу. — Не в этом плане.

Это ложь. Мне очень нравилась Хэдли, эта симпатия выходила за рамки дружбы, независимо от того, сколько бы я ни притворялся, что это не так. Согласен с Венди — я едва узнавал себя. Не то чтобы это было плохо. Это были приятные изменения, так что я не стал подвергать их сомнению. Почти. У меня возникал стояк каждый раз, когда я думал о Хэдли,