Куча проблем, требующих быстрых решений, которые найти ну очень не просто.

Признаюсь, так тяжело мне ещё не было никогда, я на пределе не только физически, но и эмоционально. Я на грани. Не выдерживаю.

Иногда кажется, что я живу в аду, день за днём. Одно и то же. Медицинское училище, больница и дом, в который я прихожу ночевать как на каторгу, только и думаю, как бы не нарваться на мужчину, что с каждым днём был все напряжённей.

Обстановка медленно, но верно накалялась. И так целый месяц, или даже больше, уже и не помню, все словно в страшном сне, который так и не собирается проходить.

Радует одно: Алисе лучше. Слава богу.

Эта коза довольно быстро очнулась и начала вести себя со мной подобно барыне с прислугой. Принеси то, сделай это, сходи купи, мороки с ней больше, чем с беременной.

Да я была не против, лишь бы она поправилась окончательно, хотя на это уйдёт еще кучу времени. Полгода, год, а кто его знает?

В ее случае многое непредсказуемо, нужно стараться, а Алиса этого делать не хотела, она лишь ныла, как ей тяжело.

Да знаю я об этом!

Вижу, как тебе больно, иногда даже лекарства не помогают. Я видела твои слёзы, такие искренние, что у меня самой все внутри сжималось. Помогаю чем могу и, если бы можно было забрать твою боль, я бы взяла все без остатка. Клянусь.

Я стараюсь, правда, все свободное время тебе уделяю, а ты только издеваешься. Как бы я хотела сказать, что мне тоже тяжело от ее слов, но я держусь, не время киснуть.

Она пострадавшая, не я, так что жалеть себя не имею право. И про Минаева молчу, нельзя ее в таком состоянии расстраивать, а проблема все нарастает, как снежный ком, больше и больше, пока не упадёт на голову лавиной.

Нельзя все хранить в себе, но и рассказать не кому, даже Дарине не говорю, страшно представить, что она обо мне подумать может.

Спать почти не сплю, не могу уснуть, думаю, думаю, держу секрет в тайне, сама себя загоняя в угол все больше.

А моя Алиса — это же дьявол в женском обличии. И вот сейчас я выслушивала ее очередную тираду. Правда в этот момент подметила, как на ее лице заиграл здоровый румянец, от чего меня окутало нереальное чувство радости.

Жива, почти здорова. Моя Лиса. Бурчит себе под нос, отшвыривает одеяло в сторону, смотрит как на врага народа, сложив руки на груди.

Доктор предупреждал, что ее эмоциональное состояние может быть нестабильным, нужно это учитывать. Так что я пытаюсь говорить спокойней, как с маленькой девочкой, чтобы не обидеть.

— Алис, прошу, давай ты не будешь снова истерить, — подсаживаюсь, глажу по руке, видя лишь призрение в ее голубых глазах. — Все же хорошо.

У самой ком собирается в горле, стоит мне мельком кинуть взгляд на ее ноги, выглядят обычно, только вот встать она не может, чувствительности практически нет.

Видимые повреждения от аварии уже начали сходить, но вот это пугало больше всего, ее позвоночник, вернее то, что из-за его повреждения она может не встать.

— Как легко тебе говорить! Ведь инвалид здесь не ты, а я! Дура, посмотри правде в глаза, — рычит мне в лицо, хватая за руку, ногтями впивается до боли. — Пошла вон отсюда, так бесишь меня, и вызови медсестру, пусть она соберёт мои вещи.

Встаю, сжимаю нос, чтобы остановить слёзы, что так и норовят пролиться. В последнее время я слишком много плачу.

Хватит, если я не возьму себя в руки, то как смогу ей помочь?

Начинаю собирать ее вещи сама, а их за это время скопилось предостаточно.

— Не говори глупостей, врач же сказал, что клиническая картина складывается благополучно, — так же спокойным тоном, чуть улыбаясь. — Ты пойдёшь на поправку, я тебе обещаю. Ты молодая, все быстро восстановится.

— Через сколько? Месяц, три, полгода?! — кричит она в ярости, кидая в меня журнал. — А это все время я прикована к кровати и коляске для бракованных! Я амебное существо. Ты знаешь, сколько усилий мне приходится делать, чтобы просто сходить в туалет?!

Я знаю, ещё как. Хоть ей и помогают это сделать, но я вижу, как сильно задевает молодую девушку то, что она не может это сделать самостоятельно.

— Алис, ты должна думать о хорошем, думать, что пойдешь на поправку. Мы преодолеем эти трудности вместе, я до конца буду с тобой, — четко, смотря в ее злые глаза. Она сдвигает попу, чтобы пересесть на специальное кресло, я сразу же подхожу к ней. — Давай я помогу.

Накидываю на неё шубу и перетаскиваю на коляску, она совсем не тяжелая, поэтому получается сделать это быстро, тем более не в первый раз.

Повезло, что все обустроено в этой палате по высшему классу. Алису после аварии перевезли в платную клинику, самую лучшую в городе. Спасибо Минаеву, все же не остался равнодушным.

— Куда ты денешься, — фыркает она, имея в виду, что я буду с ней.

Не раз ей это повторяла и буду повторять, она единственный родной человек, я буду ее беречь и не важно, во что мне это выльется.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ А за все нужно платить... Я знаю. Так сказал мне ОН...

— Где Артур? — вертит головой по сторонам, когда мы покидаем клинику, ища на парковке своего мужа.

Морщусь. Что же ей сказать... Вранья не люблю. Но я же знаю, что он не приедет, ему все равно на жену, даже если она попала в такую беду. Оплатил лечение и то хорошо, но чувств от него она не получит. Такой человек на них просто не способен, в этом я недавно хорошо убедилась.

— У него дела, прости, — говорю тихо, сжимая ручки коляски, машу рукой Виктору, что сразу же выходит из машины и идёт на помощь.

За этот месяц я почти привыкла, что этот молчаливый мужчина всегда рядом, везде отвозит, ждёт с занятий, по началу это доставляло небольшой дискомфорт, после привыкла. Правда от него все же стоило избавиться. Я не чувствую свободы, впрочем, все это потом, сейчас моя основная задача обеспечить сестре комфорт.

— Мой муж не захотел приехать? — жмёт по тормозам коляски, чтобы я остановилась, поворачивает голову и смотрит пронзительно. Ждёт ответа, но мне нечего сказать, я не могу разбить ей сердце.

Отвожу взгляд, прикусываю щеку. Дрожу всем телом, хотя погода сегодня необычно радует, светит солнышко, мороза нет.