Сильва осмотрела сверху донизу мое тело, а затем снова подняла взгляд, и улыбка осветила ее лицо. Улыбка Сильвы всегда действовала на меня. Как ни странно, я также реагировала и на улыбку Сссеракиса. Его улыбка вселяет в меня страх, как никакая другая, и затемняет свет вокруг меня, пока я не перестаю видеть только ее. Когда Сильва повернулась к Прене, я обнаружила, что снова могу дышать. Я повернулась к Хардту и какое-то мгновение глядела на него, слова извинения застыли у меня на губах. Я даже не уверена, почему я почувствовала необходимость извиниться перед ним. Может быть, потому что у меня не хватило смелости сказать ему об этом. Или потому, что это был не только мой ребенок. Это был и ребенок Изена.

— Убежище предоставлено, — сказала Сильва, разводя руками, как будто этот вопрос больше не зависел от нее.

И теперь ты прячешься за своего еще не рожденного ребенка. Все еще слишком слаба, чтобы встретиться лицом к лицу со своими врагами.

Большой гвардеец в дверях ощетинился, его жадные глаза горели ненавистью. Старший лишь покачал головой и рассмеялся. Но меня интересовала лишь реакция Прены. Она глубоко вздохнула и встала, крепко ухватившись обеими руками за край стола.

— Сегодня вы нажили себе врага, Аспект. — Ее глаза были темными, как оникс, и такими же жесткими, но она не сделала ни малейшей попытки спорить.

Сильва была прежде всего дипломатом, но она никогда не гнушалась использовать силу своей матери, как молот, когда чего-то хотела.

— Я думаю, от этого заявления Террелану будет хуже, чем Ро'шану. Но наживать врагов не входило в мои намерения. Преступница она или нет, но она ждет ребенка, и я не могу с чистой совестью допустить, чтобы этот ребенок пострадал за преступления своих родителей. Я предоставляю убежище до тех пор, пока ребенок не родится. После этого вы можете вернуться и снова подать иск.

— Мы обе знаем, что к тому времени она сбежит. Вы не оставляете мне другого выбора, кроме как преследовать ваш город по всему миру, ожидая своего часа.

Сильва снова развела руками. Она оставила дверь камеры запертой и направилась к выходу, выводя двух других терреланцев на улицу. Женщина с мечом задержалась, снова не сводя с меня глаз. Она приблизилась к решетке, и я впервые осознала, насколько она выше меня. Прена Нералис, Первый Клинок Терреланской Империи, Капитан Десяти, владелица меча Никогде. Я называю ее имя полностью, чтобы показать тебе, что за мной не гонялся кто попало. Император Террелана отправил за мной своего лучшего воина, и, казалось, она не остановится, пока не выполнит приказ.

Когда она подошла ближе, я увидела, что она напряжена. Хардт научил меня распознавать признаки удара до того, как он последует. К сожалению, я была слишком утомлена, чтобы отпрыгнуть назад. Рука Прены описала широкую дугу, и клинок прошел сквозь прутья, как будто их там и не было. В этом и заключается магия меча — он способен проходить сквозь металл и поражать плоть за ним. Тамура спас меня, оттащив назад, подальше от клинка. Я рухнула на пол камеры, съежившись от боли в плече, которая была мрачным напоминанием о том, чего я едва избежала.

Тамура помахал рукой в воздухе.

— Снег в теплый день. Мимолетный. — Он улыбнулся, встретившись взглядом с Преной. — Твой момент упущен.

И тут появилась Сильва. Она приподняла бровь при виде обнаженной стали.

— Сюда, пожалуйста. — В ее голосе слышались нотки раздражения, что-то жесткое и резкое скрывалось за ее приятным тоном. — Моя сестра, Коби, проследит, чтобы вы благополучно спустились на землю. Здесь довольно высоко, и мне бы не хотелось, чтобы такая высокопоставленная иностранка, как вы, случайно упала.

Прена бросила на меня последний взгляд и кивнула:

— До следующего раза, Эскара Хелсене.

Я должна отметить, что Сильва не отперла дверь камеры перед уходом. Возможно, она спасла нас от смерти от рук терреланцев, но мы все равно были преступниками и находились здесь нелегально. Она отсутствовала некоторое время, провожая Прену и ее помощников обратно в доки Ро'шана. Я все еще спорила с Хардтом, когда она, наконец, вернулась.

У меня были вопросы. Очень много вопросов. В первую очередь, где была Имико и что случилось с моим чертовым Источником кинемантии. У меня было подозрение, что на оба вопроса был только один ответ, но это были вопросы не к Сильве. Как только она вернулась в нашу маленькую тюрьму, первый вопрос вырвался сам собой, как будто я не могла держать язык за зубами. Возможно, ей это показалось грубым, детским и импульсивным, но правда заключалась в том, что я хотела прекратить спорить с Хардтом, и Сильва предоставил мне именно тот повод, в котором я нуждалась.

— Зачем? — спросила я. Вопросы становятся странными, когда мы позволяем им какое-то время витать внутри нас. Мы задаем их себе снова и снова и мечтаем об ответах. Мы задаем их так много раз, что, когда, наконец, нам удается задать вопрос адресату, мы иногда забываем, что он не присутствовал на предыдущих сотнях вопросов, которые были заданы.

Тамура хихикнул. Он сидел на полу, прислонившись спиной к стене. До этого момента я думала, что он спит.

— Спроси солнце, зачем оно светит, реку, зачем она течет, пчелу, зачем она производит мед. Никто не может бороться со своей природой. — Он открыл глаза и перевел их на Сильву. — Интересно, какой аспект?

— По крайней мере, хоть что-то из этого имело смысл. — Хардт надулся. Ему не понравилось, что я пыталась пожертвовать своей жизнью ради него. В то время я считал его довольно эгоистичным, но это было мое собственное хамство. Я была эгоисткой. Я всегда была эгоисткой.

— Зачем спасать меня? — снова спросила я. — Зачем спасать нас? Зачем это делать?

Чтобы контролировать тебя. Теперь ты принадлежишь ей.

Сильва нахмурилась, слегка наморщив бровь, и я почувствовала себя такой виноватой. Я не могла объяснить это чувство вины в то время и не уверена, что хочу объяснять это сейчас.

— Ты веришь, что было бы проще ничего не делать? Четыре жизни висели на волоске, и чтобы спасти их мне нужно только потратить несколько часов своей жизни, доказывая их ценность. У меня в запасе еще очень много часов, так что, по правде говоря, я чувствую, что это мне ничего не стоило. Я спасла вас, потому что это было правильно, и потому что не думаю, что смогла бы жить