с чувством вины, если бы стояла в стороне и ничего не делала. Неужели это такая чуждая тебе концепция?

Так оно и было. Я не хотела бы этого признавать, но так оно и было. Я выросла в академии магии Оррана и была обучена убивать. Хранители источников, предназначенные для армии, не должны были думать о жизнях, которые мы забираем, мы должны были убивать безнаказанно. Это была одна из тех концепций, с которыми у Джозефа всегда были проблемы — отделять свою совесть от жизней, которые он отнял. Время, проведенное в Яме, никак не научило меня ценить жизнь. Там, внизу, она стоила дешево. На место умерших струпьев всегда находились другие. Но в камере, столкнувшись с искренним заявлением Сильвы, я осознала, кем я была на самом деле: монстром, которого мало заботили жизни других. Я не могла не задуматься, действительно ли я чем-то отличаюсь от тех, с кем сражалась.

Отличаешься. Ты еще хуже. Я вздрогнула от обвинения ужаса, но прикусила язык, чтобы не спорить.

Я думаю, что мой внутренний конфликт проявился как в моем молчании, так и в том, как я опустилась обратно в камеру, привалившись к дальней стене. Хардт быстро подошел ко мне, и наш спор был забыт. Я спросила себя, чувствовал ли он это все время, как бремя мертвых — словно проклятая петля на его шее — тянула его вниз своей тяжестью. Я увидела охотника из Леса Десяти, стоящего в самом темном углу камеры — его ребра были сломаны, а из губ текла кровь. Сссеракис усугубил мое чувство вины. Я хотела исчезнуть. Перестать чувствовать. Перестать существовать.

— Мне нужно промыть и зашить ее рану. — Для меня нет ничего более успокаивающего, чем звук голоса Хардта. Даже когда мне хочется выцарапать ему глаза.

Я посмотрела на свое плечо, на поспешно наложенную повязку, которая стала темно-красной. Может ли чувство вины вызвать у человека кровотечение? Может ли оно открыть раны и заставить их гноиться? Или оно только укореняется внутри, разлагая наши умы и сердца? У меня кружилась голова от усталости и потери крови, и мои мысли блуждали в странных местах.

Сильва открыла дверь, и они с Тамурой отнесли меня к столу и положили на него. Я дрожала, у меня кружилась голова, и, кажется, я дотронулась до желтого платья Сильвы, виновато пытаясь стереть грязь, которую оставила на нем. Из-за меня пятна стали еще сильнее, но она не жаловалась. Вскоре я уже была полна спиртного, чтобы заглушить боль и Хардт мог зашивать рану. К тому времени, как он закончил, я была уже совсем пьяна и настолько ничего не чувствовала, что он усадил меня на один из стульев. Меня вырвало на его ботинки, и я некоторое время плакала. Мне было стыдно, что все они видели меня в таком состоянии. Я продолжала извиняться перед всеми. Странно, что извинения даются мне так легко, когда я пьяна, но из трезвой меня их приходится вырывать. В ту первую ночь в Ро'шане мы спали в тюрьме. Они вернули меня в камеру, на единственную маленькую койку, и это последнее, что я помню.

Глава 17

Проснувшись на следующий день, я почувствовала себя намного лучше. Ну, если не считать непрекращающейся головной боли и тупой пульсации в плече, которая, казалось, проникала до самых костей. Я почувствовала запах свежеиспеченного хлеба и бекона, и это быстро привело меня в чувство, несмотря на головокружение. Тамура спал на полу рядом со мной, Хардт — за столом, сидя на стуле, придвинутом к стене. Сильва явилась с восходом солнца и принесла столько еды, что будь нас вдвое больше, хватило бы. Мы расправились со всем этим в считанные секунды.

Сильва официально представилась и как городской чиновник, и как дочь Ранд. Однажды я спросила ее, каково это — быть дочерью бога. В ответ она спросила меня, каково это — быть дочерью корзинщицы. Я не стала утруждать себя представлением; она и так знала, кто я такая, и у нее был длинный список моих преступлений. После того, как мы поели и Хардт осмотрел мою последнюю рану, Сильва начала рассказывать нам о законах Ро'шана. Здесь мы были в безопасности, по крайней мере, до тех пор, пока не родился мой ребенок, но убежище не означало бесплатное путешествие на летающем городе. Нам нужно было где-то жить, и нам нужно было что-то есть, а все это стоило денег. Ро'шан покупал почти все, в чем нуждался, поэтому деньги были для него источником жизни. Если мы хотели остаться, нам нужно было заслужить свое место. У меня была только одна идея, как мы могли бы это сделать прямо сейчас.

— Сколько стоит Источник? — спросила я. Моя рука скользнула к поясу в поисках пропавшего кисета. От моего внимания не ускользнуло, что Имико все еще не появилась.

Она давно ушла, и вместе с ней ушла вся твоя сила. Мой ужас был прав, по крайней мере частично. Имико снова забрала мой Источник, и я была в ярости. Я переверну весь город в поисках ее, а когда поймаю, научу ее меня бояться!

— Очень много. — Сильва откинулась на спинку стула. В руках у нее была небольшая книга, открытая на новой странице. Эта книга всегда была у нее при себе, и в ней содержался список всех услуг, которые она получила, имена всех, кто был ей должен, и сколько именно. Сильве нравилось собирать услуги, почти так же сильно, как ей нравилось их оказывать. — Моя мама предложит справедливую цену, в зависимости от качества и размера. Возможно, ты сможешь получить больше у одного из менее уважаемых дилеров в городе, но тогда тебя могут ограбить, и ты останешься ни с чем. Несмотря на отчаянные попытки, Коби обнаружила, что искоренить преступность в Ро'шане совершенно невозможно.

— Тамура, покажи ей свой Источник. — Сумасшедший старик вздрогнул, и на мгновение я подумала, что он откажется. Вместо этого он вздохнул и поднял обе руки перед собой, вытянул их и перевернул, показывая нам, что они пусты. Затем он поднес одну руку ко рту, а другой похлопал себя по животу. Он кашлянул, затем широко раскрыл глаза в притворном удивлении, раскрывая ладонь, чтобы показать маленький кристалл, круглый и не больше мраморного шарика. Я не могла понять, как ему это удалось. Я и раньше видела искусных в подобном, но Тамура обошелся без рукавов.

— Источник хрономантии. Они довольно редки. — Сильва одобрительно кивнула.

— Идентификация только