По притоптанной траве он направился в кусты. След дугой огибал участок Млещенко. Тропа вывела к месту, где стояла машина Дарьи. Трава, на которой она стояла, не сохранила следов протектора. Дорога также ничем не порадовала. Обескураженный оперативник вернулся к дому. И сразу подступил к Насте:

— Ты не обратила внимания, за вами не ехала никакая машина? Человека в кустах тоже не заметила?

— Я же говорила уже, что никого не было! — ответила девушка. — А машины? Наверно, ехали какие-нибудь, но мы с ним всю дорогу лаялись, было не до того, чтобы смотреть на машины.

— А лаялись-то чего? — кашлянул опер.

— А как с вами, мужиками, не лаяться? Вы ж за любую юбку готовы цепляться! — огрызнулась она, вспыхивая.

— Он что, ходок был, что ли?

— А где ты видел других мужиков? Как будто ты не ходок! Вас только помани пальцем — вы сразу и расплавитесь, как сырки!

— Эй, ты не обобщай!

— Хоть обобщай, хоть не обобщай. Вас всех нужно стерилизовать сразу, как только выполните основную функцию по деторождению.

— Сложно все это, — кашлянул оперативник.

— Ничего сложного! — усмехнулась Настя. — Чик, и все!

— Так вот, насчет ходока, — перевел разговор опер. — Может, кто из прежних пассий последнее время конфликтовал с Млещенко?

— Я всем его пассиям показала на дверь. Поэтому больше всего конфликтовать ему приходилось со мной, — ответила Настя, вспыхнув всем лицом.

— Но, может, все-таки кто-то угрожал? Ты вспомни. Ничего необычного не происходило последнее время? — снова спросил оперативник.

Недовольством исказились губы Насти. Чего толмачить одно и то же? Она хотела уже сказать, что ничего подобного не знает, как вдруг словно ударом молнии поразило мозг. Настя вспомнила о ночном госте, который напугал ее в квартире Ивана. Замахала нетерпеливо руками:

— Угрожал, конечно же угрожал. Он и мне угрожал! — яростно вскрикнула девушка и как будто собралась произнести имя, но покраснела и развела руки. — Но я не знаю, кто он.

И Настя рассказала все, что произошло в квартире Млещенко. Все трое оперов внимательно выслушали ее и переглянулись:

— Почему же ты не рассказала об этом, когда в доме случился пожар и нашли труп? — спросил худощавый, чуть заикаясь. — Тогда тебя спрашивали, какие события происходили до пожара в доме?

— А меня не спрашивали, угрожал ли кто-то Ивану. Какие вопросы задавали, на такие я и отвечала, — сказала Настя.

Закончив работу, оперативники созвонились с Акламиным. У того мелькнуло предположение, что в квартире Млещенко на Настю напасть мог тот, чей труп нашли в доме. Аристарх распорядился, чтобы Настю немедля отвезли в морг и показали ей труп для опознания. Отключив телефон, худощавый опер опять подошел к Насте. Та стояла возле машины Ивана и старательно пыталась стряхнуть грязь с юбки. Но только хуже размазывала все.

— Ты зря стараешься, — заметил опер. — Пепел, сажа — только в стирку.

— Не учи ученую! — огрызнулась Настя. — Без тебя знаю! Но как я в таком виде пойду по улице? Что соседи подумают и скажут?

— Ерунда, — заикаясь, хмыкнул опер. — Что-нибудь изобретем. У нас в машине полицейская шинель есть. Накинешь.

— Что это ты такой добренький?

— Но не могу же я с тобой такой грязной ехать сейчас в морг! А шинелька все скроет.

Вздрогнув, Настя растерянно попятилась, подумав, что речь шла о Млещенко:

— Как в морг? Ивана же в больницу повезли. Неужели умер по дороге?

— Успокойся, не о Млещенко речь, — сказал опер. — В морге ты посмотришь труп, который, возможно, был тем полуночным гостем в квартире.

Холодок пробежал у нее по спине. Передернув плечами, Насти выдохнула:

— Да я не разглядела его в темноте. Чего смотреть? Радость великая по моргам мотаться! Это не театр, поди.

— Не театр, — согласился опер. — Но проехать придется.

— Уже вечер наступил. На ночь глядя на покойников смотреть. Ночью приснятся.

— Ничего. Ты же не одна. А на ночь просто помолись, и ничто не приснится, уверяю тебя, — усмехнулся опер.

— Ты, наверно, по совместительству попом работаешь? Может, еще и грехи отпускаешь? — проворчала девушка.

— Кем только не приходится работать, — улыбнулся опер. — А за тобой что, грешки водятся? Давай, выкладывай, может, и отпущу.

— Ну да, ну да, ты отпустишь, — поежилась она. — Отрасти сначала бороду и в рясу обрядись, чтоб на попа походить.

— Не буду. Мне мой вид больше подходит, — ответил худощавый. — А вот тебя придется немного видоизменить. Сейчас я шинель принесу. — И он враскачку двинулся к полицейской машине.

Новая зябкая дрожь тронула тело Насти, когда она представила, как войдет в морг и как будет рассматривать труп. Ее всю сковало — так не хотелось ехать. Но куда денешься — придется. Оперативник принес полицейскую шинель и положил ей в машину на заднее сиденье, сказав:

— Завтра завезешь в полицию.

— Ладно уж. Заботливый какой. Спасибо. На безрыбье и рак рыба! — Села за руль.

— И я о том же. Поезжай за нашей машиной.

У морга она набросила на плечи шинель и за опером вошла внутрь. Ей показали труп Александра. Настя глянула и сразу отрицательно закрутила головой.

— Не спеши, — заикнулся оперативник. — Ты же говорила, что в темноте не разглядела, а тут сразу отрицаешь. Приглядись внимательней.

Глянув еще, Настя выдавила пересохшим горлом:

— Не он. Нет, нет. У того лицо было плоское и широкое. Я не разглядела черт лица, но узкое от широкого и плоского отличить могу.

Получив эту информацию, Акламин задумался. Количество вопросов в деле не уменьшилось. Клубок, запутываясь, разбухал. Настя ничем не помогла. Оставалось надеяться, что Млещенко скоро оклемается и внесет какую-нибудь ясность. От морга снова направил оперативников к загородному дому Ивана, чтобы обошли близлежащие жилища. Вдруг кто-то случайно видел машину стрелка, и, может быть, не только машину, но и того, кто был в ней.

После всех этих событий, утомленная и разбитая, Настя поздно вечером подъехала к дому, где была квартира Ивана. Конечно, она могла бы поехать к себе домой, но квартира Ивана была ближе, а вся сегодняшняя суета утомила ее настолько, что ей не захотелось еще лишних полчаса колесить по улицам города. Последние дни она, в общем-то, постоянно находилась в этой квартире. Иван хоть и изменился по отношению к Насте не в лучшую сторону, но все-таки не отпускал от себя. Если в злости прогонял, то вскоре бежал за нею и возвращал назад. Это бесило ее и одновременно доводило до исступленного смеха. Она сама не могла объяснить себе, почему терпела все. Сказать, что Настя любила Ивана до умопомрачения, было бы большим преувеличением, но что-то удерживало ее возле него, и это «что-то» мешало ей. Когда она на него злилась, то готова была разорвать. Но когда он начинал уговаривать ее, она всегда уступала. И это как-то нудно тянулось с того момента, как Иван познакомился с Дригорович. Все время Настя была сама не своя, постоянно на взводе, легко вспыхивала. Иногда ярилась до того, что ей ничего не стоило придушить Млещенко. И лишь ясность мышления останавливала в такие моменты. Разумеется, ничего хорошего из их отношений получиться уже не могло, и она намеревалась покончить с ними. Однако покушение на Ивана неожиданно спутало все карты, хотя, впрочем, пути господни неисповедимы. Припарковав автомобиль возле подъезда, Настя заглушила мотор и расслабилась, прижавшись затылком к подголовнику и прикрыв глаза. Не обратила внимания, как следом за нею к дому подъехала машина Зуловской. За рулем сидел Олег. Софьи не было. Медленно сгущалась темнота. Солнце опускалось за горизонт. Настя долго не выходила из авто. Олег ждал. Дом светился окнами. Скамейки перед подъездами были пусты. Фонари на столбах рассеивали тускловатый свет. С улицы доносился гул автомобилей на дороге, но во дворе уже отвоевывала свои права тишина. Наконец Настя пошевелилась, оторвалась от подголовника, глубоко вздохнула и открыла дверь. Не спеша выставила наружу ноги, задержалась, как будто раздумывая, затем вынырнула из салона в накинутой на плечи полицейской шинели. Усталым движением закрыла за собой дверь авто, направилась к подъезду. Навстречу высыпала кучка ребят и загалдела, расступаясь перед девушкой: