Появившись после того, как оперативники завершили работу, а за трупом пришла автомашина из морга, Млещенко имел вид человека, который не пришел еще в себя после глубокого перепоя. Лицо помятое, сморщенное, как мороженое яблоко. Глаза заплыли. Если раньше они превращались в щелки, когда он улыбался, то теперь сузились надолго. Длинноватый нос еще больше вытянулся на фоне помятой физиономии. Волосы засаленные, несколько дней немытые. Брюки и рубаха желали быть лучше. В первые минуты от увиденного он впал в транс, ничего не мог сказать и ни на один вопрос не мог ответить. Шаркал подошвами обуви по грязному мокрому полу, обрызгивая пепельной грязью штанины брюк. Хватался руками за обугленные части деревянных конструкций в доме, за остатки обгоревшей мебели и растерянно, по-песьи подвывал. Когда наконец начал понемножку соображать и что-то произносить, Акламин подошел с ним к трупу, отбросил с лица ткань, которой тот был укрыт, спросил:

— Кто это? Как он оказался в доме? Почему убит? Кем убит?

Смотря на Аристарха сквозь хмельной туман, Иван, скорее всего, ожидал от Акламина ответов на эти вопросы, чем сам готов был ответить на них. Скованно, глухо промычал:

— Я закрывал дом на ключ! Я сам закрывал двери на ключ! Никого в доме не было! Никого! Как этот вор проник внутрь? Это он поджег дом? — Млещенко округлил глаза, взгляд метался прежде всего по Аристарху и по следам от пожара, нежели по трупу.

Это не походило на притворство. Чтобы так притворяться, надо иметь талант актера. А у Ивана актерства хватило бы лишь на то, чтобы за сценой изображать гром или завывание ветра. Аристарх все-таки заставил его присмотрелся к трупу. Млещенко опустил глаза к полу, поморгал, судорожно сглотнул слюну и закивал. В глазах медленно стало проступать беспокойство. Оперативник ждал. А потом взгляд Ивана наполнился недоумением. Было очевидно, что Млещенко узнал, чей это труп. Возбужденно трезвея на глазах, Иван еще ничего не произносил, но мимикой лица уже пробовал отвечать на вопросы Аристарха. Однако одной мимики было недостаточно, и тогда Иван начал производить замысловатые движения руками, как бы связывая их с мимикой. Затем, набрав полные легкие воздуха, он внезапно замер и уставился в неулыбчивые глаза Акламина. Сделал паузу и выдохнул:

— Это он! Я же про него рассказывал! — После чего стал излишне торопливо тыкать пальцем в сторону трупа.

Теперь Аристарху пришлось напрячь мозг, ибо ответ Ивана поставил его в затруднительное положение. Что Млещенко имел в виду? Тем временем состояние перепоя у Ивана как ветром сдуло:

— Это он, — решительно повторил Иван. — Он шарахался по моему участку в зеленой рубашке. Он порезал Римму Дригорович. Лица я, право же, не запомнил, но фигура, фигура его. Нет, нет, я не могу ошибиться. Это точно он. Позовите Корозовых, они видели его лучше меня. Я уверен, это он. Но зачем он оказался в моем доме? Ведь Риммы здесь больше нет! Зачем он сжег мой дом? А кто его убил? Вы знаете, кто его убил? Знаете? — и, видя, как оперативник отрицательно покрутил головой, он опешил от пришедшей в голову мысли, воскликнул: — Значит, он здесь был не один! Что они тут искали? Я ничего не понимаю! — У Млещенко был растерянный вид, и в глазах не видно лукавства.

Ничего не добившись от Ивана, Акламин сам внимательно всмотрелся в обожженное лицо убитого, вспоминая фоторобот, составленный со слов Глеба и Ольги. Как назло, в кармане его не оказалось. Но, всматриваясь, он как будто поймал что-то знакомое по фотороботу. И в уме отругал себя. Ведь должен был сразу, до утверждения Ивана, присмотреться. Придется еще Глеба пригласить на опознание в морг. Прикрыв лицо трупа тканью, отошел и кивнул работникам морга, дожидавшимся неподалеку, разрешая забрать тело. Два мужичка с носилками юрко подскочили, развернули носилки, бросили на них труп и мигом вынесли из комнаты. Ноздри Млещенко дрожали, когда он провожал глазами работников морга с трупом.

— Как последний раз закрывался дом? — спросил Аристарх после этого.

— Как обычно. Как всегда, — волнуясь, часто дыша, краснея и захлебываясь, проговорил Иван.

— Когда это было?

— Так, так, сейчас, сейчас припомню, — взбудораженно протараторил Иван, старательно морща лоб.

Шагнув к выходу, Акламин взмахом руки пригласил за собой Ивана. Тот потопал за ним, чуть не тыча носом в спину оперу, продолжая бормотать:

— Последний раз, последний. А! Так вот! Это было сколько-то дней назад. Утром прямо отсюда я поехал в больницу, чтобы проведать Дригорович, а там ее уже не было, и врача убили. После этого я сюда больше не появлялся. Вот так.

— Точно?

— Да, конечно. Все эти дни я пил как сапожник.

— Кто-то может подтвердить?

— Подтвердить? Подтвердить, подтвердить. Да, конечно.

— Хорошо. Проверим.

Догадка Ивана, если она подтвердится Глебом при опознании в морге, с одной стороны, обрывала конец, за который Аристарх планировал потянуть, чтобы распутать клубок, а с другой стороны, подсказывала, что история преступлений так либо иначе связана с этим домом. Впрочем, это всего лишь очередная версия, которая может подтвердиться, а может лопнуть, как мыльный пузырь. Никаких документов при убитом не оказалось. Все сильно усложнилось.

Экспертиза трупа показала, что застрелен Александр за несколько часов до того, как его обнаружили пожарные. Млещенко в это время находился в ресторане с Настей. Она же подтвердила, что Иван беспробудно пил последние дни. Отпечатков пальцев, снятых с трупа Александра, в картотеке не было. В морге Корозов долго всматривался в обожженное лицо трупа, прежде чем произнести:

— Похож, безусловно похож. Несомненно он.

Когда Аристарх и Глеб вышли из морга, Корозов резко остановился. Окинул взглядом корпуса больницы, ухоженную зелень под окнами и вдоль асфальтовых дорожек, по которым прогуливались больные. И вздрогнул, потому что вдруг его пронзила ошеломляющая мысль, прошила мозг. Кровь застыла в жилах. Ему стало нечем дышать, он расстегнул пуговицы пиджака:

— Погоди, Аристарх! — воскликнул упругим голосом. — Но где же теперь искать Ольгу? Ведь я был уверен, что ее и Дригорович похитил именно этот подонок. Мои люди, да и твои искали его по всему городу. А он, оказывается, уже мертв. Кого искать теперь?

Подняв лицо к солнцу, Акламин прикрыл глаза. После холодного морга его лучи начинали согревать. Затем, сделав несколько шагов вперед, сказал:

— Будем продолжать работать, Глеб. Другого выхода нет. Не огорчайся! Считай, что чужие руки убрали с нашего пути одно из препятствий.

— Считать можно что угодно, Аристарх, — сдержанно отозвался Глеб, — только эти считалки ничего не дают. Неопределенность не уменьшилась. И в этом мало хорошего.

Они шли по дорожке от дверей морга к выходу с территории. Проходили мимо скамейки, на которой сидели две пожилые женщины. Обе в халатах. Одна из них, с черными глазами, пышными волосами и ногой в гипсе, держала в руках костыли. Вторая, с седыми редкими волосами и впалыми щеками, была с перевязанной рукой.