Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Унять зубную боль тяжело. Как-то вечерами Остер шептал рассказ о его старом друге, который потерял зуб в какой-то драке. Неля не помнила ничего из этого рассказа, кроме как концовки. Сломанные зубы болели так сильно, что молодой парень не выдержал и положил на себя руки.
— Тогда я и понял, что именно должен делать. — Сказал тогда Остер, крючковатыми пальцами сжимая ручку ступки. — Смотри, чтобы боль утолить, возьми ромашку и кору дуба.
Ещё Остер рассказывал о неком изобретении под названием «сода», но такого порошка не было не только в доме Нели, но и во всей округе. Неля метнула взгляд в Адама. На задворках сознания созрела нехорошая, но практичная мысль. Цена за его «избавление» могла сложиться в нескольких граммах чудесного порошка. Но это всё было потом.
Она разминала травы, грела воду и чувствовала его взгляд. Пекло то у лопаток, то в пояснице, то ниже. Неля злилась, но честно готовила лекарство. За тупой работой мысли в голове лишь множились.
«Нужно не забыть написать письмо домой…» — но что-то ей подсказывало, что она забудет или свободной минуты просто не найдётся. Это удручало. Точнее, удручало то, что боль в груди от гипотетической потери не была сильной настолько, насколько Неля от себя этого ожидала. Она не видела родных лиц слишком давно. Родители с братьями её не навещали. До замужества или после, Неля оставалась одна.
Когда Остер умер, Неля попросила старосту написать послание. В то время она чувствовала себя испуганной и чужой, поэтому нуждалась в родительском совете. Ответного письма не пришло, и лишь сейчас Неля допустила мысль, что если пожар и существовал, он разгорелся не в этом году.
— Разве ты не хочешь спросить, что произошло?
Неля не смотрела в сторону Адама, но будто кожей видела, как он расползся по койке. Покрытый синяками, он терял утонченное городское очарование, но к местным мужикам всё равно не приравнивался. Жалкий.
— Зачем спрашивать? За колдовство тебя и вздули.
Сама Неля не поняла, она спрашивала или утверждала.
Адам невесело посмеялся.
— Вздули? Красивое название для группового избиения. Не хочу жаловаться, но я там один был, а этих амбалов — десять. Или восемь.
Ромашка и кора дали густой, свежий запах. Неля принюхалась. Аромат трав всегда успокаивал, вот даже сейчас, туго завязанные жилы ослабли. В какой-то момент почудился даже запах чая Адама.
«Сено, как оно есть» — подумала Неля немного злорадно.
— А как так вышло, что уважаемого инквизитора вздули?
Адам скривился и фыркнул.
— И почему из всех слов, краса моя, ты выбрала именно эти? К твоему сведению инквизиторы — это не законники. Мы боремся против колдовства, а не мяса с костью.
— Значит ли, если ты не сумел защитить себя профессиональными умениями, значит, и чары тебя не уберегли?
Губы Адама дёрнулись. Какое-то время лицо его не читалось, но позднее Лоуренс усмехнулся. Эта была самая нахальная, и страшная ухмылка, которую Неля когда-либо видела. Кровь окрасила губы и залила рот. На месте утраченного зуба зияла чернота и что-то бледное, едва различимое. Неле показалось, что это осколок зуба.
— Меня избили не праведники, а крысы, краса моя. Если ты воображаешь схватку святых и чёрта, то ты сильно ошибаешься.
Неля невольно вздрогнула. Назвать «праведниками» местных было слишком сильно. Но, тем не менее, ей всё ещё хотелось верить, что люди в своей натуре не безнадёжно плохи.
— Я воображаю кару Всевышнего. Ты давно на неё напрашивался.
Она налила настой в кружку и протянула ту Адаму. Тот посмотрел на напиток, потом на Нелю. Окровавленные губы изогнулись в кокетливой улыбке.
— Если я настолько ужасен, то вынужден сообщить, что твоя помощь — это пособничество не той стороне, краса моя. Подумай дважды, прежде чем предлагать мне исцеление.
— Пей отвар и давай спать. Я устала.
Неля грубо втиснула кружку в его руки, потушила свечи и устроилась на своей кровати. Рука рефлекторно скользнула под подушку. Скалка, подарок госпожи Берты на свадьбу с Остером, приятно охладила пальцы. Неля никогда не раскатывала ею тесто. Дерево было слишком тяжелым, а обработка неровной. Самоё то для того, чтобы загнать пару заноз.
Удивительно, но Адам не попытался завязать с ней разговора. Это Нелю даже насторожило. В какой-то момент она даже думала, чтобы взять, подняться и проверить голову невольного пациента, но быстро эта идея ушла. Не из искренней неприязни, а логично и сама собой. Адам дышал тихо, ритмично, здорово. Неля не волновалась.
Лишь потом, на грани сна, она услышала:
— Я им отомщу, краса моя. Не переживай.
Но эти слова Нелей быстро забылись.
Утром Адама забрал тот же староста, ему на смену пришли другие люди. Неля вспомнила о письме и отправила весточку в родной край, хоть воспоминание об этом пришло лишь к середине недели. На несколько длинных, чудесных дней стояла тишина, хотя сердце ныло в тревожном ожидании чего-то.
Пока Адам восстанавливал здоровье, проповедей в церкви не звучало. Неля стыдилась своих мыслей, но ей казалось, что это и хорошо. Молитвы безбожника в храме — это тоже самое, что скорбь кошки по мертвой крысе.
Тем не менее, был ещё легкий интерес. Как он справлялся с ранами? Как ухаживал за синяками?
Вопросов было много. Через третьи руки Неля узнала, что у стригача Адам вырвал осколок и зубное корнивище. Это событие стало примечательно тем, что Отче почти не кричал, но сломал подлокотники кресла.
Адам вернулся к началу следующей недели. Неля, которая тащила стиранное бельё к веревке, не успела скрыться.
— Приве-е-е-ет, краса моя.
Недостаток зуба на его речи никак не сказался, но улыбку знатно испортил. С черной расщелиной и хитрым прищуром Адам напоминал мошенника. Инстинктивно Неля отошла.
— Я тебя не звала.
— Что? Ты даже не скажешь «привет»? — Адам хихикнул и тряхнул коротко стриженными волосами. — Ладно, я пришел не за любезностями. На. Это тебе.
Он что-то вытянул из кармана, и Неля опознала в этом жемчужную нить. Сердце подпрыгнуло к горлу. Ряд кривых жемчужин больного желтого оттенка жались друг к другу, а в самом центре свисал уродливый клык.
Протяни Адам ядовитую змею, Неля боялась бы не так сильно.
— Убери это!
— Это подарок. — Адам отрицательно кивнул. Он дернул рукой, жемчуг приятно зашуршал. — Ты меня выходила и терпела. К тому