— Да. В общем, да…

— Но обычному человеку не дают жить нормально. Вот в чем штука. Идея…

— Литература больших идей? — серьезно спросила Надежда.

— Это ты сказала? — не поверил Родионов. — Ну да ладно, продолжаю. Весь мир свихнулся, а он всего-то, человек мой, хочет жить по-своему. Ему кричат: «Вот это хорошо! И это…» А он знает, что это не так. Знает и все тут. И не хочет подчиняться, хоть убей его…

— А откуда он знает?

— Всякий человек знает. И вот что происходит, это я сюжет рассказываю, слушай внимательно. Случайно герой мой попадает в сложную ситуацию. Тут я еще деталей не продумал, но к примеру, кто-то когда-то замуровал в стену у него под ванной какие-нибудь ценности. Золотишко… Прежний хозяин, скажем. Ну и куда-то пропал, сгинул. И вдруг злые люди узнают про это, про этот случайный клад, о котором мой бедный человек и не подозревает. И вот вокруг человека мир начинает темнеть и сгущаться, начинается вокруг него непонятная для него возня, свистопляска. Он поневоле оказывается в самой сердцевине страшных событий, вокруг бьются за это золотишко посторонние враждебные силы. А ему и невдомек, почему это все вдруг к нему льнут и ходят кругами, втираются в доверие, лгут, обманывают, притворяются. А он живет своей обычной, нормальной жизнью и знать не хочет никакого притворства. Он может быть, давно приметил эту ложь и притворство, но принимает все за чистую монету, живет по-своему и все тут. Не хочет так же хитрить…

— Вы довольно сумбурно все рассказали, но я вроде улавливаю суть. Он должен победить.

— Но жить по-настоящему бывает очень больно…

— Зато по-настоящему… А я ведь вам тогда главного не сказала, дядя Паша. — неожиданно сменила разговор Надя и внимательно поглядела Родионову в глаза.

— Ну говори свое главное. — неизвестно отчего волнуясь, сказал Павел.

— Вокруг вас что-то происходит. Эта Ольга ваша, которую вы все называете «вымысел», когда приходила, присела ко мне на скамейку и стала расспрашивать про Розенгольц. Так, как бы между прочим. Кто к ней приходил в последнее время, с кем она дружила…

— Ну-ну, — помрачнел Родионов. — Значит, она и про меня расспрашивала?

— Про вас-то она расспрашивала больше всего.

— Вот как. — только и смог сказать Родионов, ошеломленный и сбитый с толку. Такого поворота событий он никак не ожидал. Какая-то посторонняя сила втягивала его в свою интригу, делала его жизнь частью какого-то не вполне ясного, вернее, совсем неясного, запутанного сюжета.

На встречу с Ольгой Родионов решил идти пешком, нельзя было вступать с нею в поединок сразу, без подготовки, что называется, «с колес». Словцо «поединок» вымолвилось в душе его как-то само собою и более всего подходило к тому состоянию, в котором он теперь пребывал.

С веселой злостью, в которой определенно было что-то спортивное, шел он на это свидание, и одна мстительная мысль целиком владела всем его существом — «проучить эту самоуверенную, невесть что о себе вообразившую красавицу…» Мысль эта конечно была совершенно безоосновательная, глупая, родившаяся неизвестно от каких воображаемых или позабытых обид, но именно по этой причине она была особенно навязчивой и мучительной. Удручало Родионова еще и то обстоятельство, что ему никак не удавалось полностью обмануть себя и поверить в картонный образ пустой светской барышни, который он придумал ради собственного спокойствия и безопасности. Конечно же, Павел был обречен и сам об этом догадывался, но боялся признаться, а потому глупая мысль крутилась и крутилась в голове, не давая возможности успокоиться, остановиться и трезво оценить ситуацию.

Он вышел на прямую широкую аллею, в конце которой высился белый Дворец.

Родионов сразу, издалека еще, увидел Ольгу. Она стояла одиноко, в стороне от толпы, как бы на ее опушке, но несколько раз за то время, пока он приближался к ней, к Ольге подходили какие-то подозрительные типы, о чем-то спрашивали, жестикулируя руками и с явной неохотой отцеплялись, пропадали в толпе.

Родионов старался шагать ровно, сохраняя независимый вид и подавляя закипающее в груди волнение. А когда она, увидев его, пошла навстречу, все его предварительные планы развеялись как дым. Тень легкой досады пролетела по ее лицу, и Родионов догадался, что что-то в его будничном наряде ей не понравилось. Он опустил глаза, чувствуя тесноту и стеснение, пожал протянутую ладонь и сразу выпустил из рук. Они медленно пошли к Дворцу, не касаясь друг друга и не говоря ни слова. У самых касс он, стараясь выглядеть уверенным и непринужденным, попросил ее подождать «одну минутку», пока он все устроит и ринулся в жаркую, плотно сбившуюся тесноту.

Билетов в кассах не было. Снующие тут же барышники ломили такие цены, что у Родионова потемнело в глазах. С немалым трудом выкарабкался он наружу.

— Вот какие грустные дела, — объявил он с некоторым облегчением. Ему смерть не хотелось на этот «Апокалипсис». — Бесполезно…

Ольга молчала, ироническая усмешка тронула ее губы.

— Ладно, — сказал он. — Постой здесь в сторонке, что-нибудь я придумаю. Не унывай…

Родионов помчался вдоль стены Дворца, ощупывая в кармане деньги, надеясь найти какую-нибудь лазейку, сговорчивого старика-сторожа, который впустит их с черного хода. Неужели не возьмет? Неужели мир настолько уже скурвился?

Он потоптался у приоткрытой стекляной двери, осторожно заглянул внутрь и, не веря своим ушам, услышал волшебные слова: «Два билета!» Кто-то отчетливо и хрипло прокричал из глубины помещения:

— Людок! От Филина звонили, оставь два билета!

— Два, поняла! — откликнулся сытый женский голос.

Родионов стал взволнованно прохаживаться взад-вперед около заветной двери, лихорадочно соображал. Дело представлялось совершенно ясным, удача сама лезла ему в руки, нужно было только чуточку наглости и решительности. Не додумав своих действий до конца, полагаясь полностью на вдохновение и порыв, он уверенной рукою открыл дверь и вошел.

Обстановка ему сразу не понравилась. Не понравились, во-первых, зверские рожи охранников, которые молча и настороженно уставились на него. Во-вторых, Людка эта…

— Здравствуйте! — проговорил он по возможности бодро и непринужденно, затем озабоченно взглянул на часы. — Я, кстати говоря, за билетами…

— Ступай в кассу. — равнодушно сказала Людка и отвернулась.

Павел потоптался, двинулся было к двери, но вспомнив взгляд Ольги, вернулся.

Секунд десять Людка делала вид, что его не замечает, жевала жвачку. Затем перевела взгляд на Павла, но все равно глядела как-то сквозь него… Он подступил поближе, оглянулся и вдруг подмигнул ей неожиданно для себя. Проклятая Людка не шевельнулась, сидела как истукан.

— Я Филин! — голосом разведчика произнес Родионов.

Повисла гробовая тишина.