– Платоша велел передать, что ты можешь посидеть дома недельку-другую, пока все не уляжется, – вспомнил Яша Сидоров, нежась под ее рукой. – Некоторые из граждан настроены против тебя, но это ничего, мы сумеем защитить нашу Жанну…

Втроем они довольно быстро управились с виски.

– Слушай, а почему ты не поешь? – спохватился Айхенбаум. – Ты же должна петь?

– С чего бы это? – удивилась Жанна.

– Ну как же! У тебя же мать эта… известная певица вроде!

– Ксения Дробышева, – подсказала Жанна.

– Вот-вот! Кстати, почему ты не Дробышева, а Ложкина?

– Потому что у моего папы фамилия – Ложкин! – засмеялась она и принесла из другой комнаты гитару. – У меня ни слуха, ни голоса… «Мы себе давали слово – не сходить с пути прямого… Вот новый поворот, что он нам несет – пропасть или взлет? Омут или брод…» – отчаянно заголосила она, бренча по струнам.

– Нет, это невозможно… – покачал головой Руслан Айхенбаум и отнял у нее гитару. – Ты очень красивая женщина, Жанна, но ты действительно не певица.

Он сел напротив в кресло, медленно провел рукой по струнам. Потом запел негромко, приятным глуховатым голосом:

– Утро туманное, утро седое…

Руслан спел один романс, потом другой. За окнами давным-давно была ночь, и в какой-то момент Жанне вдруг показалось, что все произошедшее накануне было сном. На самом деле никакой трагедии не было, и вообще, ничего не было – ни свадьбы, ни ее бегства, ни телефонного разговора с Юрой… Только она, и только двое ее друзей – сидят себе мирно, болтают, поют, напиваются потихоньку – словом, все как всегда…

– Как же я вас люблю! – вздохнула Жанна. – Если б вы знали… Русик, Яша – самые лучшие на свете.

– Тогда зачем тебе Пересветов? – обиженно произнес Сидоров. – Сама же говоришь, что мы – лучше. Выходи за нас, а? Я, между прочим, официально делаю тебе предложение!

– Я тоже делаю тебе предложение… – сказал Айхенбаум, продолжая перебирать гитарные струны. – Выходи за меня.

Это была одна из обычных тем.

– Хорошо, – сказала Жанна, немного подумав. – Я согласна.

– И? Ну, кого ты выбрала?

– Вас. Тебя, Яша, и тебя, Русик.

– Жанна, ты опять! – с досадой воскликнул Сидоров. – Так нечестно! Ты должна выбрать кого-то одного…

– Зачем? – искренне удивилась она. – Что там, виски кончилось?..

– Виски кончилось, приступаем к коньяку, – мрачно ответил Айхенбаум, откручивая пробку от очередной бутылки. – Яшка, отстань от нее. Она Пересветова любит. Это пыльное чучело…

– Ты ревнуешь! – засмеялась Жанна.

– Это правда, – спокойно ответил он. – У меня иногда такие мысли странные бывают…

– Какие мысли? – с любопытством спросила она.

– Уехать бы куда-нибудь. Далеко-далеко… Я Яшке уже говорил об этом. И не просто уехать, а еще заняться чем-нибудь таким…

– Ты меня пугаешь, Русик. Чем заняться?

– Я не знаю… – усмехнулся он. – Ну, например, записаться во французский Иностранный легион. Стать наемником. И воевать где-нибудь в Сомали, в Кот-д’Ивуаре…

– Где?!

– Послушай, Русик, и у нас в стране полно «горячих точек», – возразил Сидоров. – Зачем тебе Иностранный легион? Это непатриотично.

– Дело не в этом… – мрачно произнес Айхенбаум. – Я же сказал – далеко-далеко.

– А если убьют?

– Ну и пусть. Значит, судьба такая.

– Все, Русику больше не наливать! – несколько нервно засмеялся Сидоров. – У меня, может, тоже мечта – в садоводы пойти… И что теперь – бросить все, уйти в поля? Так теперь?

– Да, – бесстрастно ответил Айхенбаум.

– Дурак, ну дурак…

– А я в детстве мечтала быть дрессировщицей тигров… – задумчиво пробормотала Жанна.

– Теперь ты нас дрессируешь, – вздохнул Сидоров.

– Станцуй, Жанна… – Руслан Айхенбаум тяжело поднялся из кресла, отставил гитару. – Станцуй со мной, а? В том платье.

– И со мной! – встрепенулся Сидоров. – Пока мы еще на ногах стоим…

– Хорошо, – сказала Жанна. – Айн момент…

Она переоделась в гардеробной, припудрила разгоряченные щеки. В висках слегка шумело. «Что я делаю, господи, что я делаю…»

Вышла к ним через десять минут – в том же виде, что была на свадьбе Юры. Сидоров перебирал диски у музыкального центра:

– Вот, годится…

Заиграла медленная мелодия.

– Русик, сначала с тобой…

Жанна с Русланом Айхенбаумом медленно закружились по комнате. Он прижимал ее к себе нежно, крепко и, как ни странно, очень хорошо держался, словно и не пил совсем. От него веяло горячим, влажным теплом.

– Русик…

– Что?

– Не ходи в Иностранный легион.

– Ладно. – Он прижал ее чуть крепче, закрыл глаза. На виске у него пульсировала какая-то жилка.

Потом она танцевала с Яшей Сидоровым.

– Почему жизнь так неправильно устроена?..

– О чем ты, Яша?

– О том, что ты любишь Пересветова, а я люблю тебя.

– А Нина любит Юру. Бедная Нина… – пробормотала Жанна, уткнувшись в его плечо. – Мне ее очень жаль!

– Перестань, – Сидоров слегка встряхнул ее. – Никакой любовью там и не пахло!

– Ну что ты говоришь…

– Это правда! Неужели ты не поняла, что это был чистый расчет с ее стороны?.. Она хотела замуж и сделала все, чтобы женить на себе Пересветова! Все это видели, все это знали.

– Я не знала.

– Это потому, что ты другая… Ты живая, – прошептал ей на ухо Сидоров. – В тебе нет расчета. Ты или любишь, или нет.

Руслан поставил другой диск, с модной этнической музыкой, быстрой и зажигательной. Теперь они плясали втроем, выделывая какие-то немыслимые коленца…

Потом Руслан с Яшей сидели на диване, а танцевала одна Жанна, не замечая ничего вокруг, впав в какое-то странное исступление. На ее лице была неподвижная улыбка, в глазах стояли слезы.

Руслан Айхенбаум вскочил, схватил ее за запястья.

– Все. Жанна, все…

– Русик, пусти ее, – вступился Сидоров.

– Отстань, – мрачно произнес Айхенбаум. – Вообще, вали отсюда…

– Сам вали! Я тебе ее не отдам.

– Да ты… – Еще чуть-чуть, и они бы подрались.

– Все, хватит! – закричала Жанна, едва держась на ногах. – Оба! Оба – вон! Я вас сюда не звала!

– Жанна, ты должна выбрать, – нетвердым голосом произнес Сидоров. – Так больше жить нельзя, ты понимаешь?..